Хесус и двое его помощников немного подвигали нас и пристегнули.

— Такие, как вы, искусственные тела — это, возможно, будущее пилотируемой космонавтики, — сказал Хесус, не прерывая работы. — Никакого жизнеобеспечения, и о длительных перегрузках беспокоиться не нужно.

Тот, кого Хесус отправлял за световыми палочками, вернулся.

— Они светят по четыре часа каждая, — сказал он, переламывая одну и встряхивая; она залила помещение светом… зелёным, полагаю, то был оттенок зелёного цвета. — У вашего брата нормальное ночное зрение?

— Более чем нормальное, — ответил я.

— Тогда вам будет достаточно одной за раз, но на всякий случай вот ещё.

Он засунул их в сетчатый карман, закреплённый на стене грузового отсека, где Карен легко могла их достать.

— Да, и её одно, — сказал Хесус. Он протянул мне нечто такое, чего я не видел уже очень-очень давно.

— Газета? — спросил я.

— Сегодняшняя «Нью-Йорк Таймс», — ответил он. — Ну, по крайней мере, первая страница. Они печатают тысячу экземпляров ежедневно, на бумаге, для Библиотеки Конгресса и нескольких чудаков, готовых платить по тысяче баксов за печатный экземпляр.

— Ага, — сказал я, — слышал о таком. Но зачем это мне?

— Таковы были инструкции от парней на Луне. Это поможет вам доказать, что вы прилетели с Земли; никаким иным способом, кроме как грузовой ракетой, газета не могла добраться до Луны за двенадцать часов.

— О, — сказал я.

Хесус запихнул газету в другой сетчатый карман.

— Всё готово? — спросил он.

Я кивнул.

— Да, — сказала Карен.

Он улыбнулся.

— Мой вам совет: не говорите о религии, политике или сексе. Ни к чему затевать спор в ситуации, когда вам друг от друга никуда не деться.

С этими словами он захлопнул изогнутую дверь грузового отсека, и мы остались одни.

— Ты в порядке? — спросил я Карен. Мои искусственные глаза адаптировались к полутьме быстрее биологических; опять же, наверное, благодаря различиям между электроникой и химическими реакциями.

— Мне хорошо, — ответила она; это прозвучало вполне искренне.

— Кстати, ты раньше летала в космос?

— Нет, хотя всегда хотела. Но к тому времени, когда начал развиваться космический туризм, мне уже было под шестьдесят, и доктор меня отговорил. — Пауза. — Как хорошо больше не беспокоиться об этом.

— Двенадцать часов, — сказал я. — Это может показаться вечностью, если нельзя заснуть. А мы ведь даже не можем эмоционально расслабиться. В смысле, что там на Луне вообще происходит?

— Они вылечили другого тебя. Если бы у тебя этой болезни не было, значит…

Я чуть-чуть качнул головой.

— Это врождённый дефект. Можно называть вещи своими именами.

— Ну, если бы у тебя его не было, ты бы не пошёл на мнемосканирование в таком возрасте.

— Я… прости, Карен, я не критикую твой выбор, но, в общем, если бы у меня не было этого врождённого дефекта, я не уверен, что вообще стал бы этим заниматься. Я никогда не стремился обмануть смерть. Я лишь не хотел, чтобы меня обманули, лишив нормальной жизни.

— Когда я была в твоём возрасте, я вообще не задумывалась о том, чтобы жить вечно, — сказала Карен. А потом её тело немного сдвинулось, словно чуть-чуть сжавшись. — Прости; я не должна была так говорить, да? Я не хочу, чтобы ты комплексовал из-за нашей разницы в возрасте.