Завтра — в понедельник — я увижусь с мамой. Как всегда, это была обязанность, исполнения которой я вовсе не жаждал. Но сегодня, в этот прекрасный осенний воскресный вечер, меня ждало веселье: сегодня была одна из тех маленьких вечеринок в пентхаузе Ребекки Чонг. Это будет здорово; немного радости мне не помешает.

Я поехал к Ребекке на метро. Несмотря на выходной, в поезде было много народу, и многие в открытую на меня пялились. Канадцы всегда были известны своей вежливостью, но тут это качество внезапно полностью им отказало.

Даже несмотря на то, что было много свободных мест, я решил простоять всю дорогу на ногах, повернувшись ко всем спиной и делая вид, что изучаю карту линий подземки. Со времён моего детства метро медленно, но верно росло; совсем недавно была открыта новая линия в аэропорт, а другую продлили до самого Йоркского университета.

Когда поезд пришёл в Эглинтон, я вышел и отыскал коридор, ведущий к входу в дом Ребекки. Там я представился консьержу, который, надо отдать ему должное, был совершенно невозмутим, когда звонил в квартиру Ребекки, чтобы убедиться, что меня там ждут.

Я поднялся на лифте на верхний этаж и по короткому коридору подошёл к двери Ребекии. Там я секунду помедлил, собираясь с духом, и затем постучал в дверь. Дверь распахнулась, и я оказался лицом к лицу с прекрасной Ребеккой Чонг.

— Привет, Бекс, — сказал я. Я уже собрался было склониться к ней для нашего обычного поцелуя в губы, но тут она отступила на полшага назад.

— О Господи, — сказала Ребекка. — Ты… Боже, ты правда это сделал. Ты говорил, что собираешься, но… — Ребекка застыла, удивлённо раскрыв рот. Я впервые обрадовался, что не имею внешних индикаторов внутренних переживаний.

— Можно войти? — сказал я, наконец.

— Э-э… конечно, — ответила Ребекка. Я вошёл в её пентхаус; невероятно красивые виды, как реальные, так и виртуальные, заполняли его стены.

— Всем привет, — сказал я, ступая с мраморного пола прихожей на берберский ковёр.

Сабрина Бондарчук, высокая и стройная, с волосами, как я теперь мог видеть, жёлтого цвета, стояла у камина с бокалом белого вина в руке. Она удивлённо охнула.

Я улыбнулся — полностью осознавая, что из-за отсутствия характерной ямочки моя улыбка сейчас не такая, как прежде.

— Привет, Сабрина, — сказал я.

Сабрина всегда обнимала меня при встрече; в этот раз она не сделала ни единого движения в мою сторону, а без сигнала с её стороны я также не решился.

— Это… это потрясающе, — сказал лысый как колено Руди Аккерман, ещё один старый друг — мы с ним летом после первого курса ходили в поход по Восточной Канаде и Новой Англии. Под «этим» Руди явно подразумевал моё новое тело.

— Последнее слово техники, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринуждённо. — Со временем они будут выглядеть натуральнее, я уверен.

— Да оно и сейчас очень клёвое, — сказал Руби. — Так… так что, у тебя теперь суперсила?

Ребекка всё ещё не пришла в себя; Сабрина же произнесла голосом телевизионного диктора:

— Он — мнемоскан. Она — раввин-вегетарианец. Они воюют с преступностью.

Я засмеялся.

— Нет, сила у меня совершенно нормальная. Суперсила идёт за отдельную плату. Но вы же меня знаете: я любовник, а не боец.

— Это так… странно, — сказала, наконец, Ребекка.

Я посмотрел на ней и улыбнулся так тепло — так человечно — как только смог.

— Странность костей не ломит, — сказал я, но она не засмеялась шутке.