Я сознательным усилием подавил естественную реакцию на удивление — глупо захлопать глазами. Они поженились в 1980-е, сейчас 2040-е. Если бы Карен оставила ребёнка, ему бы сейчас было около шестидесяти… и он бы также направлялся бы сейчас на похороны человека, который был его отцом.
Я практически ощутил водоворот мировых линий, туман жизней, которые могли пойти иначе. Если бы Карен не прервала ту беременность десятки лет назад, она ради ребёнка могла бы остаться с Дароном… что означало, что она, вероятно, никогда бы не написала «Диномир» и его продолжения — к писательству её приохотил её второй муж. А это означало, что она никогда не смогла бы позволить себе услуги «Иммортекс». И была бы она сейчас просто старой-старой дамой, страдающей от больных суставов.
Мы въехали на парковку похоронного бюро. На ней было много свободных мест; Карен припарковалась на одном из мест для инвалидов.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Что? Ой. — Она включила задний ход. — Сила привычки. Раньше, когда я ещё водила, мы имели право пользоваться такими местами — мой бедный Райан передвигался с ходунками. — Она нашла другое место для парковки, и мы вышли. Я считал, что у нас в Торонто в августе жарко; здесь же было как в доменной печи и к тому же влажно, как в парной.
Другая пара — какое многозначное слово! — опережая нас, входила в здание. Должно быть, расслышав звук наших шагов, мужчина придержал для нас дверь, для чего ему пришлось обернуться
От удивления у него отвисла челюсть. Господи, как я устал от того, что на меня пялятся. Я выдавил из себя то, что считал своей лучшей постановочной улыбкой и перехватил дверь. Мы с Карен вошли. Сегодня здесь было три скорбящие семьи; указатель в вестибюле направил нас в нужное помещение.
Гроб был открыт. Даже с такого расстояния я мог разглядеть тело, пытающееся казаться живым.
Ну да. Мне ли об этом говорить.
Разумеется, все взгляды тут же устремились на нас. Женщина лет, наверное, под восемьдесят — примерно ровесница Карен — поднялась со скамьи и подошла к нам.
— Кто вы? — спросила она, глядя на меня. Её голос был слаб, а глаза покраснели.
Этот вопрос, разумеется, я много раз задавал себе в последнее время. Однако прежде, чем я успел произнести хоть слово, Карен ответила:
— Он со мной.
Морщинистое лицо повернулось к Карен.
— А вы кто?
— Я Карен, — ответила она.
— Да? — сказала женщина, явно ожидая продолжения.
Карен, казалось, не хотела произносить свою фамилию. Здесь, в окружении настоящих Бесарянов — Бесарянов по рождению или в силу длительного замужества — она, должно быть, не была уверена, что имеет на неё право. Но потом она всё-таки сказала:
— Я Карен Бесарян.
— О… Господи, — сказала женщина, щуря глаза и вглядываясь в молодое синтетическое лицо Карен.
— А вы…? — спросила Карен.
— Джули. Джули Бесарян.
Я не знал, сестра она Дарону или ещё одна его вдова, но Карен, похоже, это знала; она наверняка помнила имена своих бывших золовок, если таковые были.
Карен протянула Джули руки, словно в выражении соболезнования, но та лишь посмотрела на них и не пошевелилась.
— Мне всегда было интересно, как вы выглядели, — сказала Джули, снова переводя взгляд на лицо Карен.
Значит, другая вдова. Карен едва заметно вскинула голову.
— Теперь вы знаете, — ответила она. — На самом деле сейчас я выгляжу не намного старше, чем когда мы с Дароном были вместе.
— Я… простите, — сказала Джулии. — Простите меня. |