— Спасибо, — повторял он снова и снова в офисе Брайана Гадеса. — Спасибо, спасибо. Я всегда хотел полететь в космос — это так здорово!

Я сидел в кресле. Брайан Гадес занимал собственное кресло покрупнее по другую сторону от своего стола в форме почки. Чандрагупта же стоял у круглого окна и осматривал лунный пейзаж.

— Я рад, что вы смогли приехать, доктор Чандрагупта, — сказал я.

Он повернулся ко мне лицом. У него было худое рельефное лицо, тёмная кожа, тёмные волосы, тёмные глаза и тёмная борода.

— О, я тоже очень рад! Очень!

— Да, — сказал я, но успел себя оборвать, прежде чем добавил: «Это мы уже установили».

— И вы тоже должны радоваться! — сказал Чандрагупта. — Ваше расстройство довольно редкое, но я выполнял эту процедуру уже дважды, и оба раза с полным успехом.

— Будет ли мистер Салливан нуждаться в чём-либо особенном после операции?

Да, подумал я, в отправке домой.

Чандрагупта покачал головой.

— Да, в общем-то, нет. Конечно, это всё равно нейрохирургия, хоть и без скальпеля. Нужно быть осторожным; мозг — это наиделикатнейшее из творений.

— Я понимаю, — сказал Гадес.

Чандрагупта снова устремил взгляд на лунный пейзаж за окном.

— Как это говорил Олдрин? — спросил он; я понятия не имел, о ком он. — «Величественное запустение». — Он покачал головой. — Так, воистину так. — Он медленно отвернулся от окна, и его голос сделался грустным. — Но, я полагаю, мне пора приступать к работе, верно? Лечение займёт много часов. Вы проводите меня в операционный театр?

Лечение. Моё сердце возбуждённо забилось.

Карен ушла в кабинет отвечать на е-мэйлы читателей — она ежедневно получала десятки писем от людей, которым нравились её книги, и хотя у неё была небольшая программка, составлявшая костяк ответа по тексту письма, она всегда просматривала ответы и лично их редактировала.

Я остался в гостиной смотреть по телестене бейсбольный матч — «Блю Джейз» на стадионе «Янкиз». Но когда игра закончилась — «Джейз» должны что-то решить насчёт своего запасного питчера — я отключил стену и бессмысленно уставился в пространство, и тут…

Что вы хотите сказать — «я не могу пойти домой»?

Голос был беззвучен, но легко различим.

Вы сказали, что после начального тестирования я смогу пойти домой.

— Джейк? — Я произнёс своё имя вслух с такой интонацией, с какой никогда его не произносил.

Кто это?

— Джейк? — сказал я снова.

Да? Кто это?

Ответ приходил тут же, без малейшей задержки. И всё же:

— Ты на Луне?

На Луне? Нет, конечно нет. Там должен быть мой биологический прототип.

— Где же ты? И кто ты?

Я…

Но в этот момент в комнату вошла Карен, и странный голос-без-голоса пропал.

— О, милый, ты должен это услышать, — сказал она, держа в руках распечатку е-мэйла. — Это от восьмилетней девочки из Венесуэлы. Она пишет…

Я проснулся в послеоперационной палате в Верхнем Эдеме; яркий свет флуоресцентных ламп слепил мне глаза — но я, по-крайней мере, не взирал на них сверху…

Голова у меня раскалывалось и ужасно хотелось в туалет, но я определённо был жив. На секунду я с горечью вспомнил о другом мне там, на Земле, в настоящем мире — о том, чья голова, вероятно, никогда не болит, и которому никогда не нужно в туалет.

Я видел, как на другом краю комнату доктор Чандрагупта разговаривает женщиной-врачом — её фамилия была Ын.