Карен печально покачала головой.

— Я всю свою профессиональную жизнь пытаюсь создать себе имя, но мне бы не хотелось закончить как Миранда, Роу или Д’Агостиньо. — Она помолчала. — Забавно: множество писателей пишут под псевдонимом, но Бесарян — моя настоящая фамилия; я получила её от первого мужа. Роу — это ведь псевдоним, верно?

— Джейн Роу, да, — сказал Малкольм. — Потому что Джейн Доу уже представала перед судом. Её настоящее имя было Норма Маккорви — она сама сообщила его публике много лет спустя. — Он пожал плечами. — По иронии судьбы впоследствии она стала горячей противницей абортов. Немногие участвовали в вечеринке и по поводу победы в процессе «Роу против Уэйда», и по поводу отмены решения по нему.

Карен снова покачала головой.

— «Бесарян против Горовица». Господи всемогущий, ну и способ разрушить семью.

Дешон сочувственно посмотрел на неё.

— Конечно, — сказал он, — необязательно доводить это до суда.

— На сделку я не пойду, — твёрдо ответила она.

— Я это понимаю, — сказал Дешон. — Но мы будем пытаться развалить дело на каждой его стадии. Собственно, мы надеемся сделать это уже сегодня, на предварительном слушании.

— Как? — спросила Карен. — То есть, здорово, если это правда, но как такое возможно?

— Очень просто, — ответил Дешон. Он сцепил руки на столе перед собой, в точности, как его отец. — Верхний Эдем не случайно находится на обратной стороне Луны. То есть, конечно, это замечательное место для пожилых людей, но дело не только в этом. Над обратной стороной Луны ни у кого нет юрисдикции. Когда — как их называют? Кожура?

Малкольм кивнул.

— Так вот, когда кожура умирает в Верхнем Эдеме, — продолжал Дешон, — то не оформляется никаких бумаг — и в частности, не выписывается свидетельство о смерти. А без свидетельства о смерти весь иск Тайлера садится на мель; без него в этом штате нельзя утвердить завещание.

Судьёй, назначенным на предварительные слушания по этому делу, был Себастьян Херрингтон, белый мужчина, который выглядел лет на сорок пять, хотя согласно имевшейся в интернете его биографии ему было за шестьдесят. Мне казалось, что это для нас благоприятно: тот, кто уже прибегал к омолаживающим процедурам, будет симпатизировать позиции Карен.

— Итак, — сказал судья. — Что мы здесь имеем?

Это были предварительные слушания, и пресса ещё не пронюхала про этот процесс; зал суда был пуст, за исключением нас с Карен, двоих Дрэйперов и строгого вида латиноамериканки лет примерно тридцати пяти, представлявшей Тайлера. Она встала после вопроса судьи.

— Ваша честь, — сказала она. — Я Мария Лопес, адвокат Тайлера Горовица, единственного ребёнка писательницы Карен Бесарян, ныне покойной.

У Лопес были короткие каштановые волосы со светлыми прядями. Её суровое, почти орлиное лицо венчал высокий лоб мыслителя.

— Миз Бесарян была вдовой, — продолжала Лопес. — Тайлер и его несовершеннолетние дети — внуки покойной — были единственными наследниками по её завещанию; они также её единственные наследники по закону и естественные получатели её наследства. Кроме того, Тайлер назван душеприказчиком по завещанию миз Бесарян. Тайлер подал прошение от своего лица и от лица своих детей как единственных бенефициаров завещания. Он хочет вступить в права владения её состоянием и просит на это одобрения суда. — Лопес села.

— По-моему звучит как довольно простое дело, — сказал судья Херрингтон, лицо которого было ещё длиннее моего, а подбородок расплющен, словно рожок для обуви.