— Раб ожидает мудрых слов твоих; он дышит только тем, чтобы скорее исполнять твои приказания.
— Джаффар, — сказал халиф, — я не могу заснуть и хочу, чтобы ты нашел средство развлечь меня. Что скажешь ты на это?
— Иди, государь, в твой любимый тигрийский сад и там, следя за течением светлой луны и слушая пение соловья, дожидайся великолепнейшего зрелища восхода солнца.
— Нет, не то, — отвечал халиф.
— Клянусь бородой пророка! Халиф был прав, а Джаффар — просто дурак! Я не слыхал, чтобы можно было находить удовольствие, глядя на луну! — воскликнул паша.
— Нет, не то, — сказал халиф. — Мои сады, дворцы, сокровища уже не приносят мне никакого удовольствия.
— Клянусь мечом пророка! — воскликнул паша. — Теперь и сам халиф кажется мне глупым.
— Или не угодно будет, о, повелитель, отправиться в хранилище древних рукописей обогатить память мудрыми изречениями, в них хранящимися? — продолжал Джаффар.
— Которые ни к чему не служат, — отвечал халиф. — Воспоминания о прошедшем не рассеят забот настоящего.
— Или не благополучно ли будет светильнику мира, — продолжал Джаффар, — переодевшись, идти с подлейшим из рабов ваших изучать нужды подданных?
— Вот это дельно! — сказал халиф. — Я пойду с тобой на базар и, переодетый, посмотрю на увеселения моих подданных после дневной работы.
Мезрур, первый визирь халифа, тотчас принес нужные платья Одевшись в наряд муссульских купцов и выкрасив свои лица оливковым цветом, халиф и Джаффар, переодетые, в сопровождении Мезрура, вооруженного саблей, вышли через потаенные двери сераля.
Джаффар, знавший по опыту, какие кварталы более оживлены и богаты, повел халифа мимо мечети Зобеида через Тигр, в часть города, лежащую на месопотамской стороне реки. Эта часть была обитаема торговцами вином и другими товарами, нужными как для увеселений багдадцев, так и для их житейских потребностей.
С час времени ходили они взад и вперед, не встречая никого. Они повернули в одну узкую улицу. Тут услыхал халиф веселую песню, он остановился, чтобы выслушать ее до конца, но, по-видимому, ему бы пришлось ждать до самого рассвета, потому что за одним куплетом следовал тотчас другой.
Наконец, потеряв терпение, халиф велел Мезруру постучать в дверь певца. Услышав стук, певец отворил дверь на террасу и вышел посмотреть, кто его беспокоит. Увидев же у своего дома трех человек, он закричал:
— Что за собаки мешают честному человеку в его размышлениях? Убирайтесь отсюда!
— Честный господин! — начал Джаффар жалобным голосом. — Мы бедные купцы, чуждые в этом городе, заблудились и боимся, чтобы стража не схватила нас и не представила кади, и потому просим тебя принять нас в дом свой. Аллах наградит тебя за доброе дело!
— Принять вас в мой дом ни с чем? Накормить вас моим ужином и напоить вас моим вином?.. Убирайтесь!
Халиф от души смеялся над этим ответом, наконец воскликнул:
— Мы точно купцы и просим одного ночлега до утренней молитвы.
— Так ли? — сказал тот. — Значит, вы уже поужинали и утолили вашу жажду?
— Хвала Аллаху, мы уже поели, даже вдоволь, — отвечал халиф.
— Если так, то, пожалуй, войдите, только с условием: обещайте во все время вашего пребывания у меня не открывать рта, что бы я ни делал, будет ли это вам по нутру, или нет.
— Ваше требование так благоразумно, что надо быть ослом, чтобы не согласиться на него.
Певец бросил еще один испытующий взгляд на купцов, потом спустился и о торил дверь. |