Мустафа повторил удары.

— Стучите, стучите! Дверь мою, как и мой рот, отворяю я, когда мне вздумается, и держу закрытыми тоже, когда вздумается; это было некогда всем известно. Было время, было время!

— Мы стоим здесь вот уже сколько времени; мне наскучило ждать. Мустафа, кажется, лучше выломать дверь. Попробуй-ка!

Мустафа стал толкать дверь ногами, но она противилась его усилиям.

— Я помогу тебе, — сказал паша, и они с Мустафой всеми силами навалились на дверь. Дверь распахнулась, и незванные гости полетели в хижину на землю. Старуха наскочила на пашу, вцепилась ему в горло и закричала: «Воры! Разбойники!» Мустафа бросился на помощь к своему властителю с двумя черными невольниками, прибежавшими на крик, и наконец, после долгих усилий, им удалось освободить горло паши от когтей старой Гезавели. Паша был вне себя от гнева.

— Ланет би шайтан! Проклятие дьяволу! — воскликнул он. — Вот это прекрасный прием паше.

— Знаешь ли ты, несчастная, что вцепилась когтями в самого пашу и чуть не задушила властителя жизни? — сказал Мустафа.

— Ну так что же? — спокойно сказала старуха. — Было время, было время!

— Проклятая ведьма, что ты подразумеваешь под своим «было время»?

— Я подразумеваю то, что было время, когда я муштровала кого-нибудь и побольше паши. Да, — продолжала она, садясь на пол и ворча про себя, — было время! Бешенство паши теперь немного поуменьшилось.

— Мустафа, — сказал он, — прикажи построже караулить эту старуху; завтра после обеда мы услышим от нее значение этого чудного «было время». Надеюсь, что тут заключается какая-нибудь хорошая история. Сперва мы выслушаем ее, а там, — продолжал он вспыльчиво, — долой ей голову!

Когда старуха услышала приказ, по которому должно было взять ее под стражу, она сказала снова:

— Да, да! Было и этому время!

Невольники хотели взять ее, но старуха так храбро защищалась зубами и ногтями, что они принуждены были связать ей руки и ноги, после чего подняли ее себе на плечи и отправились во дворец.

Мустафа и паша следовали за невольниками; последний приходил в восхищение при одной мысли о завтрашнем вечере.

На следующий день, по закрытии дивана, паша велел привести старуху. Так как сама она идти не хотела, то и принуждены были четверо из стражи принести ее на плечах и положить на пол.

— Как смеешь ты не слушаться моих приказаний? — строго спросил паша.

— Как смею я не слушаться? — закричала старуха пронзительным голосом. — Какое право имеет паша вытаскивать меня из убогой хижины, и чего он хочет от такой старухи, как я? Не думаю, чтобы я была нужна ему для гарема.

При этих словах паша и Мустафа не могли удержаться от смеха. Но потом, приняв прежний важный вид, Мустафа сказал:

— Должно быть такой старой гадине, как ты, никогда и в голову не приходило о наказании, как, например, о палках?

— Ошибаешься, визирь, я испытала и палки, попробовала и шнурка.

— Шнурка!.. Святой пророк! Что за старая обманщица! — воскликнул паша.

— Нет, паша, я не обманщица! — закричала старуха. — Да, я несла наказание шнурком. Было время, когда я была молода и прекрасна. И знаете ли, за что я потерпела? Вы это узнаете, потому что я не хочу молчать, а вы думали, что я буду молчать, — я, старая гадина? Да, да, было время!

— Но, старая дура, — сказал Мустафа, — паша и не требует, чтобы ты молчала. Ты здесь совсем для другого — для того, чтобы говорить.