Представились бескрайние просторы, наполненные акулами, пиратами, дельфинами, сиренами и штормами. И показалось, вот оно, настоящее… ради которого население внутримосковского побережья круглосуточно делает деньги, ненавидя это занятие; подставляет друзей и теряет любимых; рискует жизнью и честью, чтобы потом однажды… на яхте-красавице, стоимостью от ста тысяч долларов, понюхать морского ветра, испытать себя в приключениях, наполнить все клеточки тела густым драйвом и вкусить желанной свободы.

Яхта вздрогнула и рванула в сумерки, Веня подставил мелким брызгам горделивый профиль, Беби налила себе шампанского, парочки обнялись на палубе, а мы с подружкой приготовились к настоящему кайфу, но… минут через двадцать яхта остановилась, Беби потянулась за ломтиком ананаса, пары с палубы попросили передать им тарелку с тортом, а мы с подружкой обиженно переглянулись.

– Чего стоим? – строго спросила я Веню.

– Приехали, – торжествующе пояснил Веня. – Это наш Манхэттен.

Мы торчали в сумерках круглой акватории, над которой сверкали огнями совковые силуэты высоток Серебряного Бора.

– А дальше? – завопили мы с подружкой.

– А дальше нельзя. Дальше шлюзы, там надо специальное время выбирать, пропуск и ваще… ты посмотри, какая красота! – упорствовал Веня.

– Подожди-подожди, так вы сюда в основном и мотаетесь?

– Да, это наше место… здесь все яхтсмены друг друга знают.

– И что вы тут делаете?

– Ну… Едим, пьем, разговариваем… Если бы ты пришла с любимым мужчиной, могла бы воспользоваться каютой внизу.

– Подожди-подожди, но зачем тащиться через пару станций метро на яхте, чтобы заниматься в каюте сексом?

– Романтично…

Мы с подружкой переглянулись.

– Покупать яхту, чтобы пить, жрать и заниматься в ней сексом в двадцати минутах от дома?

– Ну, яхты покупают занятые люди, им на Канары плавать некогда, они туда летают… – поднял бровь Веня, полагая, что подружка не спросит у меня, его это яхта или дали поносить.

– Символ «новорусской» жизни. Знаем «почем» – не можем ни за какие деньги купить информацию «зачем»… – вздохнула подружка.

Веня отошел покрутиться к столам, потом вернулся со скорбным видом, сильно приняв коньяка. Оглядел звездное небо, сел возле нас с подругой на пол и многозначительно начал:

– Если бы ты знала, как мне ненавистен этот мир, в котором все решают деньги… как одиноко и невостребованно я чувствую себя посреди этих особняков и яхт! Как хочется все бросить и уехать на простое понятное дело! Например, на войну…

При слове «война» из Вениных уст сразу захотелось выйти вон, но выйти было некуда, разве что в прохладную темную воду Серебряного Бора. А Веню развозило все больше и больше, в ход пошел весь набор «о доблестях, о подвигах, о славе…». Я сместилась к столу с шампанским. Беби, проходя мимо и услышав очередное «когда я беру в руки „Калашников“…», брезгливо переступила через Венины ноги и составила мне компанию. Финал оставалось выслушать подружке, начинающему психологу, и это было для нее хорошей практикой… поскольку подобную пургу будут нести девять десятых из ее будущих состоятельных клиентов мужского пола.

Веня сидел на полу и чувствовал себя Печориным, хотя не дотягивал даже до Грушницкого. Похолодало. Было пора ехать, но его никак нельзя было вернуть в вертикальное и работоспособное состояние.