– Говори, – кивнула она. – Говори все, словно ты на исповеди.

Ветер прошелестел в деревьях, задрожали цветы на ближайшей могиле – но я по-прежнему воспринимала окружающее словно через густую пелену тумана, я полностью погрузилась в прошлое.

– Мне было четырнадцать лет, – медленно произнесла я, – когда моя мама второй раз вышла замуж. Отца своего я почти не помню, он умер очень давно, но, говорят, был очень хорошим человеком. Мама беспокоилась, что я вырасту безотцовщиной и что-то неправильное произойдет с моим характером, если я не почувствую твердой мужской руки – не в смысле того, что кто-то должен непременно меня наказывать, а скорее – указывать нужный путь и учить не колебаться. Моя мама была человеком слишком нежным и трепетным, она из-за всего переживала и любому пустяку придавала чрезмерное значение – это у нас в роду, ты, наверное, по тете Зине заметила... Романтизм и восторженность, которые не всегда помогают в этой жизни.

Я замолчала на мгновение, размышляя о странностях наших семейных черт, но Инесса нетерпеливо затормошила меня.

– Дальше, – шепотом произнесла она.

– Так вот... В своей маме я не сомневаюсь, она постаралась выбрать на роль моего отца человека наиболее достойного и положительного, но, как бывает у натур восторженных, она что-то просмотрела... Впрочем, никто ничего не может знать наверняка. Он был врач... он и сейчас врач, но я хочу говорить о нем только в прошлом времени... он был врач, несколько моложе моей мамочки, но отзывы о нем были самые серьезные и положительные...

– В какой области врач? – перебила меня Инесса.

– Терапевт, – сурово ответила я. – Самый обычный терапевт в простой районной поликлинике, то есть, как принято считать, труженик и святой. Во взрослой поликлинике, – еще более сурово уточнила я. – Я понимаю, к чему ты все спрашиваешь... но это правильно, иначе всего и не поймешь. У него была старушка-мать, замечательная старушка, я думаю, увидев ее, мама и решилась на этот брак. Так вот... Они поженились. То есть о периоде ухаживания я знаю мало, мама старалась не слишком часто приводить его к нам, дабы не травмировать меня своим легкомысленным поведением, ибо все, что было до свадьбы, она считала немного неприличным... Да, конечно, Вадим Петрович был мне официально представлен, но я как-то не особенно интересовалась... я просто хотела, чтобы мамочка была счастлива, детским эгоизмом я никогда не страдала. Они встречались где-то в других местах – ходили в театры, кино, на выставки (я тоже пару раз участвовала в этих походах, очень чинно и благородно...). Не могу сказать, что Вадим Петрович обращал на меня особое внимание. Так, постольку-поскольку... Все очень целомудренно, мама и не допустила бы иного. Ты знаешь, – произнесла я тихо, почти неслышно, словно даже мертвые не должны были знать об этом, – я думаю, у них ничего и не было до свадьбы.

Инесса глядела широко раскрытыми глазами, и что-то в ее взгляде было такое, что заставляло меня говорить дальше.

– Они поженились, и Вадим Петрович стал жить у нас. Поначалу все было очень хорошо... но потом что-то неуловимое, непонятное, странное... словно ветерок подул – еще не сильный, но можно было угадать близкую грозу. Ничего не произошло, а я вдруг стала бояться своего отчима, не бояться даже, а избегать. Все вокруг твердили, какой он положительный и порядочный, а я старалась говорить с ним как можно меньше, всякие прикосновения были исключены – знаешь, в квартире, да еще не очень большой, часто приходится сталкиваться локтями, но я ничего такого не допускала, я даже не садилась на стул, с которого он только что встал.

Инесса провела рукой по моим волосам, подбадривая, и я почувствовала, что ее рука слегка дрожит. «Что она нашла в моей истории? – промелькнуло у меня в голове.