– Ой. – Один из выздоравливающих бойцов присел и выпучил глаза.

Второй, почувствовав крен неожиданно потяжелевшего термоса, взглянул на напарника:

– Ты чего?

Присевший бросил свою ручку зеленого бака и бросился наутек, схватившись одной рукой за живот, а второй нащупывая что-то между ягодиц.

– Вот те раз… Обосрался. А я как же? А? – Риторический вопрос лениво унесся в пустоту.

– Помочь, что ли? – Слава изобразил самую любезную улыбку.

Для хлипкого солдатика появление высокого, хоть и забинтованного до самого подбородка добровольца показалось просто даром Божьим. Мало того, что не одному теперь тащить придется, так еще и легче будет раза в полтора. Конечно же, предложение было благосклонно принято.

Больных в психиатрическом оказалось, к счастью, немного, и с раздачей пищи управились довольно быстро. Остался последний пункт – отгороженное спецотделение, пост номер четыре гарнизонного караула.

Изнутри здания на пост вела двойная железная дверь с прорубленными небольшими окошками-глазками. Ключ от одной двери находился у дежурного санитара, от второй – у часового внутри. В одиночку никто из них открыть двери не мог. Заведен сей порядок на случай, если кому-то из постояльцев удалось бы завладеть ключом, принадлежащим часовому. Выйти у него все равно не получится. Второй выход, с поста на улицу, был оборудован точно таким же образом, и ключ от внешней двери находился у разводящего. Эти двери открывались для смены часового.

Здоровенный санитар лениво подошел к Славе и его напарнику, открыл дверь, предварительно заглянув в глазок, и, крикнув «Ужин!», посторонился.

Сережку на очередное кормление не принесли. Она заглядывала в каждую ввозимую в палату люльку на колесиках и нервничала все больше. У санитарок, имеющих вид рассерженных на все и вся, она спросить боялась. В последние пять минут больше никого не подвезли…

Ирино терпение, и так невеликое после всех событий последних двух дней, уже подходило к концу, когда в палату влетела давешняя врачиха.

– Ирочка, не волнуйтесь, – хотя вид говорившей подталкивал именно волноваться. – Пойдемте, я нашла для вас отдельную палату. Будете там вдвоем с ребеночком.

– Что случилось? – Голос предательски задрожал.

– Пойдемте, пойдемте. – Врач буквально тянула Ирину за рукав халата и уже в коридоре продолжила: – Температура, к сожалению, не снижается. У мальчика появился поносик, но это, возможно, от антибиотиков. Ничего страшного, температуру собьем, а пока полежите вместе. И вам спокойнее будет.

– Да что с ним? – Глаза Иры снова заволокло слезами, она уже не видела, куда идет, и только направляющая рука врачихи позволяла ей не натыкаться на стены и расположенные в коридоре предметы.

– Может быть, простыл. – Ира почувствовала пожатие плечами. – Сыпи нет, покраснений не видно. Может, конечно, и сепсис, но пока ничего определенного сказать нельзя и пугаться рано. Вот вырастет посев крови, это через неделю, тогда и будет ясно. А пока не волнуйтесь. Антибиотики в любом случае помочь должны.

– Чего это с ним? – Санитар слегка удивился. – Он из инфекции, что ли?

– Да нет. Наверно, съел чего-нибудь не то.

Слава взялся за термос и корзину с посудой.

– Да ладно, я и один справлюсь.

Внутренняя дверь уже открылась, и в проеме стоял плечистый и румяный курсант-второкурсник с красными погонами. Значит, сегодня КВОКУ, пехота, в просторечии – квокеры. Что ж, разницы, собственно, никакой. Санитар пропустил Кроткова внутрь и закрыл за ним свою створку двери. И почему-то мгновенно напрочь забыл о существовании этой самой двери.