— Четверо. Один из них Борг. Остальных не знаю. Телефон у кровати вдруг начал трезвонить. Модести сняла трубку.

— Да? — спросила она, потом замолчала. — Ах, вот как. Но я решила, что комиссионные слишком незначительны для вас, Хаким. Нет, пока я еще окончательно ни с кем не договорилась. — Снова пауза. — Сегодня вечером? Да, конечно. Договорились. Мы выезжаем через двадцать минут.

Она положила трубку, села.

— Хаким решил все-таки принять мое предложение. Он хочет, чтобы мы встретились сегодня же в Исмаилии.

— Очень миленький фокус, — отозвался Вилли. Он взял большой чемодан, положил на кровать, открыл. — Раз уж нас позвали в свет, надо нарядиться во все наилучшее, — сказал он и начал снимать рубашку.

Модести встала с кровати и, скинув халат, принялась расстегивать лифчик. Она вдруг подумала, что, если бы Тарранту удалось их сейчас увидеть, он был бы шокирован. Эта мысль заставила ее внутренне усмехнуться.

Она-то знала, что если Вилли и посмотрит на нее, то исключительно потому, что просто так случилось, а не потому что ему хотелось бросить похотливый взгляд на ее голую грудь. Операция началась, и для Вилли уже не имело значения, женщина она или нет. Если он и окинул бы взглядом ее фигуру, то лишь для того, чтобы проверить, как она движется, как работает ее мускулатура, — так специалист оглядывает скаковую лошадь перед розыгрышем большого приза. Так бывало всегда во время операции и какое-то время после нее, когда наступала пора залечивать раны. Ей приходилось выхаживать Вилли, причем однажды он оказался просто на волосок от смерти. Пару раз Вилли оказывал такую же услугу Модести, действуя умело и заботливо.

Между ними не существовало тайн и недоговоренностей. Поль назвал Вилли дрессированной собачкой Модести, которая ходит за ней по пятам. Может, так оно и было. Может, Вилли и сам согласился бы с таким определением, случись ему услышать его. Впрочем, она-то знала, хотя ей и трудно было в это поверить, что для Вилли возможность ходить за ней по пятам служила свидетельством того, что Модести Блейз ставит его гораздо выше большинства представителей мужского пола, включая тех, с кем она оказывалась в постели.

Когда-то такое отношение тревожило ее, но теперь все встало на свои места. Она понимала, что это доставляет Вилли чувство удовлетворенности собой.

Она бросила лифчик на кровать и взяла другой, который Вилли извлек для нее из чемодана.

Двадцать минут спустя они уже спускались по лестнице. Они были одеты точно так же, как в тот вечер, когда Альберт Александру устроил им засаду в «понтиаке». Открытый «понтиак» стоял во дворе отеля среди других машин. Вилли сел за руль, Модести устроилась рядом. Она вообще-то любила водить машину, но Вилли явно превосходил ее в этом, а сегодня все должно было быть только высшего сорта.

— Извини, что мы так задержались, Поль, — тихо сказала она.

Поль Хаган лежал, скорчившись на заднем сиденье, почти невидимый под темным ковриком.

— Все в порядке, — пробормотал он. — Ну что, едем?

— Да, в Исмаилию. Никто не шнырял вокруг машины?

— Нет. А что, на исмаильском шоссе есть укромные места?

— Недалеко от Бильбейса кое-что имеется, — сказал Вилли и двинул «понтиак» вперед. Когда они ехали по площади, к ним прицепился черный «шевроле».

— Как Тарранту удалось договориться с военными? — спросила Модести.