Директор школы выскочил из-за стола и попытался оттолкнуть Колина. Он смотрел на посетителей, стараясь угадать их настроение и намерения.

Мужчина поднял руку, останавливая директора коротким жестом.

— Ну конечно, — сказал он. — Дорогая! Мальчик хочет попрощаться со своим братом.

Женщина с явной неохотой отвела взгляд от младенца. Ее добродушная улыбка мгновенно погасла, как только она посмотрела на Колина. Голубые глаза сразу утратили мечтательное и ласковое выражение.

— Нет-нет, — решительно произнесла она — вокруг ее глаз лежали серые тени, похожие на лед, который начинает сковывать озеро по берегам, пока не затянет им всю гладь. — Я не хочу, чтобы этот мальчик трогал моего ребенка. Ты только посмотри на него! Он какой-то нездоровый. Это может навредить малышу.

Колина словно ударили. Всем своим худеньким телом он задрожал от этих слов. Почувствовав, как вспыхнули его щеки, он мучительно покраснел от злости и стыда за то, что не мог сдвинуться с места.

— Мальчик болен? — спросил директора мужчина. — Моя жена права: такой худой и изможденный.

— Он почти ничего не ест, — сказал директор. Он смерил Колина потемневшим взглядом, в котором явно чувствовалась угроза. — Пока он жил здесь, у него совершенно не было аппетита. Моя жена считает, что тот… случай подействовал на него больше, чем на остальных. Это и понятно — ведь он самый старший.

Будто не слыша разговора между директором и мужчиной, Колин упрямо продолжал:

— Дайте мне подержать моего брата. — И он протянул руки.

Мужчина мягко обратился к жене:

— Дорогая! Ну что он с ним сделает?

Она согласилась не сразу, мучительно раздумывая в течение нескольких секунд. Колин видел, как она, не выпуская младенца из рук, скосила глаза на дверь, будто прикидывая, можно ли убежать из комнаты. В конце концов она дала ему ребенка, ледяным тоном предупредив, чтобы он не уронил его.

Колин прижал своего маленького брата к худенькой груди, покачивая его, как это ему часто приходилось делать в последние три месяца. Отвернувшись от взрослых и не обращая внимания на тяжелые вздохи женщины, он поправил малышу одеяльце и разгладил его муслиновую рубашечку.

— Я найду тебя, — тихо сказал он, четко выговаривая слова, — обещаю, я тебя найду.

Грейдон в ответ радостно заворковал и ударил Колина по плечу своим маленьким кулачком.

— Думаю, уже достаточно, — сказал мужчина, увидев, что жена уже сделала движение вперед, чтобы подойти к братьям.

Раздался голос директора:

— Ну хватит, верни Грейдона.

Колин никак не мог сам отдать брата, и его просто забрали у него из рук. Он совсем не хотел, чтобы его прогнали еще раз. Просто у него не было сил быстро уйти из директорского кабинета, обшитого темными деревянными панелями. Все его тело застыло, и ноги будто прилипли к полу. И только нижняя губа мелко дрожала, когда он шел к двери. Выходя, он услышал слова женщины, значения которых в тот момент не мог полностью оценить.

Щекоча ребенку подбородок, она мягко сказала:

— Мне вообще не нравится имя Грейдон.

Через три недели и Декер покинул работный дом для подкидышей и сирот, которым заправляло семейство Каннингтонов. Колин думал, что успеет побыть с Декером подольше. Не так уж часто четырехлетних сирот забирали в семьи. Те из них, кто в столь молодом возрасте уже представлял себе свою судьбу, покорно шли в услужение или в подмастерья, чтобы обучаться какому-нибудь ремеслу. Это была несравненно более благополучная перспектива, чем оставаться у Каннингтонов до двенадцати лет, а потом быть выброшенным на равнодушные и жестокие, ничего не прощающие улицы Лондона.