– Если ты открыл пасть, чтобы врать, то лучше залепи ее пластырем. Теперь, красавчик, ты уже не можешь мне лепить горбатого. Я дам тебе образчик моих знаний: расскажу, как вышел на тебя. Неудачное покушение – а твой трюк с бомбой в пакете сорвался – заставило меня понять, что вы хотите убрать меня с дороги. Хелена сообщила остаткам банды, что произошло на поле. Ваш тайный аэродром погорел, и вам осталось одно – ждать. Но меня нужно было срочно нейтрализовать, а для этого найти мой след. Ты поехал к Большому дому, уверенный, что я первым делом помчусь туда, проследил за мной, увидел, что я отправился баиньки в гостиницу, и устроил свой подлый трюк с бомбой. Я остался жив, но хозяин отельчика и мальчишка погибли. Да, я тебе соврал. Мальчик умер, а о твоем носе мне рассказала консьержка. Но ведь нос еще не улика. На свете полно носатых. Чтобы понять, что речь идет о тебе, мне пришлось как следует напрячь память. Я вспомнил, что, вернувшись (как сказали мне) из кино и застав меня в доме, вы нисколько не удивились. Вы не задали мне ни единого вопроса, потому что знали, кто я такой. В тот момент я не обратил внимания на данный эпизод, но потом это всплыло у меня в памяти... Видишь ли, малыш, «это» всегда всплывает в памяти Сан-Антонио. Я закуриваю «Голуаз».

– Это чтобы ты понял, что лучше тебе заговорить. Будь любезен. Очень любезен. – Я указываю на Толстяка. – Иначе я снова спущу на тебя моего бульдога.

Он в ужасе отшатывается.

– Где Хелена?

– Здесь, – раздается голос.

Красотка стоит в проеме потайной двери за сейфом.

Эффект внезапности так силен, что ни Толстяк, ни я не думаем вмешаться.

Наступает молчание. Все смотрят друг на друга, не говоря ни слова.

Инициативу в разговоре беру на себя я.

– Я снимаю перед тобой шляпу, – говорю я Хелене, – потому что ты храбрая девчонка... Да, ты имеешь право на мое уважение...

Кажется, она спешит.

– Бросьте оружие! – приказывает она моему товарищу и мне.

Толстяк вздыхает и берет свой револьвер. Я хорошо знаю моего пухлого товарища и понимаю, что он сейчас рискнет. Мои прогнозы оправдываются. Он делает вид, что бросает оружие на ковер, но в последний момент сжимает его в своей лапе и всаживает маслину в Мобура. Он сказал себе, что, если надо выбирать между мужчиной и женщиной, первым надо нейтрализовать мужчину. Его расчет оказывается неверным: Хелена не обычная женщина. Ее очередь отнимает у Толстяка всякое желание возникать.

Этот обмен любезностями проходит в рекордно короткий отрезок времени. Конечно, мой шпалер тоже вставляет свое слово, но оно оказывается неэффективным, потому что как раз в тот момент, когда я нажимаю на спуск, горничная, которую я упустил из вида, вцепилась в мою руку, и пуля ушла в пол.

Это становится сигналом к свалке. Вся свора набрасывается на меня, и обработанные Толстяком колотят сильнее остальных. Не знаю, какой стимулятор глотнули Длинный Нос и Бертран, но мне так достается!

Меньше чем за пару секунд меня превращают в отбивную.

Я безуспешно отбиваюсь, но меня валят на диван, и высвободиться мне никак не удается.

Я борюсь с бедой терпением и сжимаю челюсти. Я видал и не такое. А потом, я философ... В той игре, что мы ведем, побежденному не приходится ждать снисхождения от победителей.

– Отпустите его! – приказывает вдруг Хелена.

Бешеные волки с сожалением отпускают меня. Я робко пытаюсь шевельнуться и замечаю, что могу это делать без особого труда.

– Встать! – приказывает молодая женщина. Я поднимаюсь.

– Вперед!

Я направляюсь к входной двери, но она меня останавливает:

– Сюда.