Хозяин как раз стоит перед дверью и смотрит на дождь.

Это толстый овернец, который каждый день выпивает анисовки больше, чем весь департамент Сены за месяц. Руки у него трясутся, как пневматический молот. Я его знаю потому, что захожу в его тошниловку, когда хочу навести справки о каком-нибудь блатном,

Когда он говорит, это похоже на чистку гаубицы мастерком. По сравнению с ним любой картавый заика изъясняется лучше, чем артист из «Комеди Франсез».

– Доб'рый де', ком'сар...

– Приветствую, Тото... Не знаете, Фердинанд вернулся?

– Пару минут назад...

– Отлично...

Я поднимаюсь на второй. Дверь Фердинанда приоткрыта... Возможно, он заскочил к себе на секунду и собирается снова уходить...

Захожу.

Нет, Фердинанд уходить не собирается.

Он лежит в прихожей. Еще тепленький, кровоточащий и совершенно мертвый.

Бедняге Фердинанду перерезали горло от уха до уха. Это работа профессионала! Его убийца явно учился своему ремеслу не на заочных курсах.

Я перешагиваю через тело и осматриваю помещение. За дверью лужа воды и следы резиновых подошв. Кто-то, вошедший с улицы, стоял здесь и дожидался возвращения воришки...

Когда Фердинанд вошел в свою квартиру, из тени, как в кинофильме, высунулась рука с ножом и полоснула его по горлу. Очень эффективное средство от ангины!

Следы принадлежат мужчине. У них странный рисунок: переплетенные кольца, как спортивная эмблема. Я не из тех полицейских, которые коллекционируют горелые спички и пуговицы от кальсон, однако эту деталь отмечаю. Она может мне пригодиться.

Я бросаю прощальный взгляд на тело Фердинанда.

– Прощай, придурок, – говорю я ему, касаясь края своей мятой шляпы, – вот что значит строить из себя крутого, имея характер продавца леденцов.

Внизу папаша Тото продолжает подпирать собой дверной косяк, выглядя оживленным, как черепаха.

– Скажите, Тото, – обращаюсь я к нему, – вы не отходили от двери между возвращением Фердинанда и моим приходом?

– Не отходил.

– Значит, видели людей, выходивших из дома.

– Вышел один мужик.

– Вы его знаете?

– Раньше никогда не видел.

– Какой он из себя?

Толстый бык смотрит на меня. В его маленьких глазках мерзлявого поросенка появляется огонек осознанной мысли.

– Что-то не так? – спрашивает он.

– Может быть, – отвечаю я, не вдаваясь в объяснения. – Ну, так на кого был похож тот малый? На Генриха IV или на кого-то еще?

– Он был высокий, молодой, курчавый... – перечисляет Тото.

Он переводит дыхание – толстого пьяницу мучает астма.

– На нем было коричневое пальто, желтый шарф... Что хорошо с этим толстяком – он отличный наблюдатель, и если уж на кого посмотрел, то может сказать, был ли у того зуб мудрости и какого цвета трусы.

– Неплохо, – шепчу я.

– Подождите, – продолжает он. – Его глаза...

– Что особенного было в его глазах?

– Они были маленькие, глубоко посаженные... Взгляд, как у слепого. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю... Спасибо.

Я залезаю в тачку и, прежде чем она трогается с места, опускаю стекло и говорю папаше Тото:

– Фердинанд был вам должен?

– Нет.

– Вам повезло, потому что теперь он вряд ли сможет заплатить свои долги. Ему только что выдали освобождение от всех выплат. По-моему, вам надо звякнуть в комиссариат.