– Прекрати! – Я выронила вещи, дернулась, рывком обернулась и снова оказалась в его объятиях. На этот раз он ухватил меня за талию. – Ты больной! Нельзя добиться счастья так! Ты меня унижаешь! Ты меня злишь! Ты меня бесишь, в конце концов!

– Это хорошо. – Мужские губы изогнулись в ироничной улыбке, и, подавшись вперед, он заглянул в мои глаза так глубоко, словно пытался посмотреть прямо в душу. – Это очень хорошие эмоции, Анна. Сильные. Незамутненные. По-своему вкусные и определенно верные. И самое главное – ты не сказала, что я тебя пугаю, я тебя именно раздражаю… Как мило. Необычно. Уникально даже…

Его голос зазвучал тише и несколько интимнее. Серые глаза стали больше, а губы – ближе. Горячие руки жгли мою ледяную кожу словно два клейма. Почему-то бросило в дрожь… А он вдруг усмехнулся и тем же интимным шепотом спросил:

– Мне тебя одеть?

Что… Ах так?! Зло прищурившись, я выпалила:

– Да!

– Желание дамы – закон… – Усмешка его стала шире, а в глазах промелькнуло что-то такое, что меня испугало.

Действительно испугало. Он псих. Он точно псих!

– Я проходил медосвидетельствование буквально пару недель назад. Поверь, я абсолютно здоров.

Выпустив меня из рук, он наклонился и, перебрав лежащие на полу вещи, первыми взял трусики. Я никогда не считала себя ханжой, но сейчас краска стыда заливала мое лицо, шею и все тело.

– Ножку, пожалуйста…

Понимая, что необходимо подчиниться и закончить с этим как можно быстрее, я закусила губу, послушно подняла ногу, но едва не упала, и пришлось схватиться за первое попавшееся. За его плечи.

Позор… Какой позор.

Не став ничего комментировать, словно это было в порядке вещей, он абсолютно спокойно попросил:

– Вторую.

Затем начал поднимать руки выше и, наконец, надел на меня весьма неприличное нечто, которое, судя по всему, должно было заменить собой трусики. Никогда не любила красный.

– Тебе идет. Ты ведь наследница огненного рода.

Поджав губы от подобного неуместного напоминания, я старалась смотреть куда угодно, но не на него. Руки с его плеч я убрала сразу же, как только в этом отпала необходимость, а он все сидел на корточках и перебирал вещи.

– Так… да, это.

«Это» оказалось платьем. Нежно-розовым, шелковым, очень простого кроя – скорее, даже ночная рубашка, а не платье, но закрытая ночная рубашка. А может, просто такое домашнее платье?

Кусочек ткани доходил мне до середины бедра, лиф не скрывал того, что под ним нет бюстгальтера, беззастенчиво обрисовывая соски, и, если бы я уже не была пунцовой, то сейчас бы точно покраснела.

Старательно поправив бретельки, Кирилл остался абсолютно невозмутим, словно одевал не обнаженную девушку, а манекен. Затем он прошел вглубь ванной комнаты, достал с полки полотенце и накинул мне его на плечи, распределив мокрые волосы поверх.

– Идем, – одной рукой собрав не понадобившиеся вещи, Кирилл снова встал, второй рукой взял меня за запястье и потянул к двери. В спальне бросил одежду на кровать, затем подвел меня к комоду, рядом с которым стояли две пары обуви – розовые плюшевые тапочки и черные лакированные туфли на пятисантиметровом каблуке, и кивнул на тапочки: – Надевай.

Надела.

– Прошу… – Открыв дверь в коридор, он так и не выпустил моей руки и повел вниз.

Я не сопротивлялась. Я просто устала и решила закончить этот день как можно скорее. А это, похоже возможно лишь в том случае, если четко выполнять его приказы.

На первом этаже мы прошли по левому коридору, повернули и, наконец, вошли в комнату, где был накрыт стол на двоих.