Изменить размер шрифта - +
Упоминание его о возвращении домой омрачило весь народ.

 

– А сахиб не вернется? – спросил тот, кому первому привили оспу.

 

– Посмотрим, – осмотрительно ответил Чинн.

 

– Приходи сюда как белый человек, приходи как молодой человек, которого мы знаем и любим, потому что, как ты один знаешь, мы люди слабые. Если бы мы снова увидели твоего… твоего коня…

 

Они собирались с мужеством.

 

– У меня нет коня. Я пришел с Буктой. О чем вы говорите?

 

– Ты знаешь… Тот, кого ты выбрал как своего ночного коня.

 

Маленькие люди толпились в страхе и ужасе.

 

– Ночного коня? Букта, что это за новые детские россказни?

 

Букты бывал безмолвен в присутствии Чинна с ночи своего дезертирства и теперь был благодарен за случайно брошенный им вопрос.

 

– Они знают, сахиб, – шепнул он. – Это Заоблачный Тигр. Тот, что появляется оттуда, где ты некогда спал. Это твой конь, каким он и был на протяжении трех поколений.

 

– Мой конь! Это пригрезилось бхилям.

 

– Это не призрак. Разве призраки оставляют следы в глине? Зачем такая скрытность перед твоим народом? Они знают о ночных поездках и они… они…

 

– Боятся и хотели бы, чтобы они прекратились?

 

Букта кивнул головой и сказал:

 

– Если он тебе не нужен больше. Он – твой конь.

 

– Значит, этот конь оставляет следы? – сказал Чинн.

 

– Мы видели их.

 

– Можете вы найти эти следы и пройти по ним?

 

– При дневном свете… если кто-нибудь пойдет с нами и, главное, будет стоять вблизи.

 

– Я буду стоять совсем близко, и мы устроим так, что Джан Чинн не будет больше ездить.

 

Бхили несколько раз громко повторили эти слова.

 

С точки зрения Чинна, путь, по которому ему пришлось вести бхилей, был самый обыкновенный. Он шел вниз по горе, по растрескавшимся скалам, может быть, не безопасным, если не соблюдать осторожности, но не хуже многих, по которым ему приходилось ходить. Однако его спутники решительно отказались загонять дичь и только шли по следу, обливаясь потом при каждом шорохе. Они указывали на громадные следы, которые спускались по горе на несколько сотен футов ниже могилы Джана Чинна и исчезали в пещере с узким входом. Это была дерзко открытая тропинка, проложенная, очевидно, без всякого намерения скрыть ее.

 

– Негодяй, должно быть, не хочет платить податей или пошлин, – пробормотал Чинн, прежде чем спросить своего друга: на что больше похожи эти следы – на следы зверя или человека?

 

– Зверя, – услышал он в ответ. – Две телки в неделю. Мы пригоняем их для него к подножию горы. Таков его обычай. Если бы мы этого не делали, он стал бы преследовать нас.

 

– Шантаж и грабеж, – сказал Чинн. – Не могу сказать, чтобы мне нравилось идти в пещеру за ним. Что же делать?

 

Бхили отступили, когда Чинн стал за утесом с ружьем наготове. Тигры, как он знал, животные робкие, но тот, которого кормили так долго скотом, да еще в таком количестве, может оказаться слишком храбрым.

 

– Он говорит, – шепнул кто-то сзади. – Он, видно, чует…

 

– Ну, черт возьми, что за дьявольская сила! – сказал Чинн.

Быстрый переход