Она остановилась возле дома, выдохнула, дала себе несколько секунд, чтобы сосредоточиться, а затем вышла из за угла.

Увидев ее, мужчина, казалось, был ошеломлен. Он начал что то говорить, женщине показалось, что он пытался выяснить, кто она такая, возможно, что она делает здесь, в горах Йемтланда , и не может ли он ей чем нибудь помочь.

Это не имело никакого значения.

Шведского языка она не знала, и ответа ему все равно было не получить.

Пистолет с глушителем один раз кашлянул.

Мужчина резко замер и замолк, будто кто то нажал на паузу в фильме. Потом топор выскользнул у него из рук, колени согнулись влево, тело упало направо. При ударе его восьмидесяти килограммов о землю раздался глухой хлопок. Когда мужчина растянулся на боку, будто кто то кое как уложил его в восстановительное положение, он был уже мертв. Пуля пробила сердце.

Женщина подошла вплотную к телу, встала над ним, широко расставив ноги, и спокойно прицелилась мужчине в голову. Выстрел в висок, в трех сантиметрах от левого уха. Она знала, что он мертв, но все таки выпустила еще одну пулю ему в голову, в сантиметре от первой.

Засунув пистолет в карман, она задумалась над тем, следует ли ей сделать что нибудь с кровью на земле или просто предоставить заниматься ею природе. Даже если кто нибудь хватится убитого мужчину – а она знала, что его хватятся, – и приедет искать его к маленькому домику в горах, тело все равно найти не удастся. Кровь покажет, что с ним произошла какая то беда, и все. Даже если они заподозрят худшее, их подозрения никогда не подтвердятся. Этот человек исчезнет навсегда.

– Папа?

Резко обернувшись, женщина снова выхватила пистолет. В голове у нее промелькнула одна единственная мысль.

Дети. Никаких детей здесь быть не должно.

Его слегка потряхивало. Плечи и голову. Странно, поскольку эти движения не вязались у него со сном. А вообще, сон ли это? Во всяком случае, не обычный. Он не сжимает в руке маленькую ручку. Никакого неумолимо приближающегося грохота. Никакой поднимающейся сумятицы. Однако он, вероятно, все таки пребывает во сне, поскольку кто то произносит его имя.

Себастиан.

Но если ему это снится, в чем он был далеко не уверен, то в этом сне он, во всяком случае, один. Один в полной темноте.

Он открыл глаза. И увидел перед собой другие. Голубые. Над ними черные волосы. Коротко стриженные. Взлохмаченные. Под глазами прямой маленький нос и улыбающийся рот.

– Доброе утро. Прости, но мне хотелось перед уходом тебя разбудить.

Себастиан с некоторым трудом приподнялся на локтях. Женщина, разбудившая его и, похоже, удовлетворенная результатом своих усилий, подошла к изножью кровати, остановилась перед большим зеркалом и принялась надевать сережки, лежавшие на полочке рядом с зеркалом.

Сон как рукой сняло. Ему на смену пришли воспоминания о вчерашнем дне.

Гунилла, сорок семь лет, медсестра. Они виделись несколько раз в Каролинской больнице. Вчера он нанес туда последний визит, после чего они вместе отправились в город и к ней домой. На удивление отличный секс.

– Ты уже на ногах.

Он осознал, что констатирует очевидное, но создавшаяся ситуация вызывала у него ощущение некоторой неловкости – он по прежнему лежит нагишом в чужой постели, а женщина, с которой он провел часть ночи, стоит одетая и готовая начинать новый день. Как правило, первым вставал он. Желательно и чаще всего, не будя случайную партнершу. Так ему нравилось больше. Чем меньше приходится с ними разговаривать перед уходом, тем лучше.

– Мне надо идти на работу, – оповестила она, бросив на него в зеркало беглый взгляд.

– Как? Прямо сейчас?

– Да.