Однажды мы вместе поехали к Катерине Виноградской в Переделкино. Не доходя до ее дома, завернули в рощу. Остановились возле дерева.

Предстояло поцеловаться. До этого наши отношения были совершенно платонические. Юра просто провожал меня на троллейбусе от ВГИКа до улицы Горького. Ехать надо было почти час. И вот этот час дороги и был его счастьем и нашей совместной жизнью.

Мы стояли под деревом. Я ждала, что он проявит инициативу, притянет меня к себе и поцелует в конце концов. Но он этого не сделал. Робел. Не решался. Я была для него недосягаема, и если бы он дотронулся до меня, то упал бы в обморок.

Чистый, провинциальный, трогательный мальчик. Я не знаю: был ли он талантлив и смог бы он стать Юрием Казаковым? Кем бы он мог стать для меня? Только собакой, при этом дворнягой.

Ко второму курсу Юра это понял, и решил уйти из ВГИКа. Вернуться в Ростов.

Я его провожала.

Мы спустились в метро. Ждали поезда, куда он войдет.

Мне вдруг стало страшно. Я поняла, что он сейчас уедет – и в моей душе образуется глубокая расщелина. Моя душа треснет.

Кстати сказать, немой этюд я писала сама и ему помогала писать его этюд. Просто всем казалось, что он со своей биографией ближе к суровой прозе, чем я со своей. Что было в моем анамнезе? Музыкальное образование, веселый характер, здоровое легкомыслие. На мыслителя я никак не тянула, и предположить во мне талант и склонность к серьезным раздумьям – никому бы и в голову не пришло.

В глубине тоннеля появился поезд. Сейчас Юра сядет и уедет. Пусть провинциал, пусть пораженец… Но я столкнулась с большим чувством. А это многокаратная драгоценность, которую вряд ли Бог посылает два раза.

«Не думать, – сказала я себе. – Не думать».

Он вошел в вагон.

«Не думать», – повторяла я как мантру. Так, наверное, ведет себя самоубийца, который хочет выброситься из окна. Он говорит себе: «Не думать…» – и шагает в пропасть.

Больше я его не видела. Да и зачем?

Он мог бы найти меня и сказать:

– Я тебя любил…

– А я знаю, – ответила бы я. – Как ты поживаешь?

– Юрием Казаковым не стал. Работаю в журнале.

– А как твой дядя?

– Какой дядя?

– Который воровал. Он продолжает?

– Нет.

– Исправился?

– Просто постарел. Сноровка пропала. И суставы болят.

– А при чем тут суставы?

– Убегать.

Но он меня не нашел. И я его не нашла. Но я помню. Так запоминается хрустальная холодная вода из родника, от которой стынут зубы и поет все нутро.

В этом же месяце мне попался рассказ «Хочу быть честным». Его написа