— Так ты изобрази. Tы же у нас Артист.

...Надо отметить, у этого Радоева отменная выдержка. Вероятно, Леон Ламбер в самом деле так нужен им и может сообщить сведения грандиозной степени важности и ценности. Бесспорно и то, что браслет, снятый с руки убитых женщин, Елены Королевой и Энн Ковердейл, имел отношение к археологическим исследованиям, которые проводились в прошлом году группой Ламбера здесь, под Самаркандом. В предгорьях Аввалыка. Усвоив все это, легко предположить, в каком направлении будет развиваться возможный разговор между Радоевым и Леоном Ламбером.

— Ничего кадры, — повторил Андрюха Перепелкин, приятель хозяина дома, служивший, как я понял, в пограничниках. тут вообще не так мало русских в силовых структурах, как это принято считать в России. — Ну-ка, телка... как тебя... Ляля... Люля...

— Лия, — тихо ответила та.

— Во-во! — громыхнул Перепелкин. – А я что говорю! Бахрам-амак, ну что, подгонишь телку-то, а? До сходной цене, а то лучше в подарочном в-варианте... бесплатно т-тоись?..

Лейтенант Саттарбаев, которого я ни на секунду не выпускал из-под контроля и при этом нещадно спаивал, уже начал клевать носом. За столом, несмотря на откровенно ночной час, царило этакое размашистое, почти по-русски задорное оживление, и посторонний человек никогда не определил бы, что в этой застольной беседе, как на поле боя, схлестнулись две непримиримые стороны. Каждая ждет своего момента, своего мгновения — ударить наверняка. Сам хозяин дома, подполковник Радоев, пил немного и все больше вино, зато его собутыльники вовсю налегали на водку, и, оценивая их как возможных противников (хотелось бы, впрочем, обойтись без гладиаторских боев!), я нахожу что они уже нулевые. Зато за спиной Радоева стоит верный Юнус, да в доме, верно, есть еще люди. Даже наверняка есть. Достаточно прислушаться.

Радоев все более пристально смотрел на Леона Ламбера. Совершенно очевидно, что ему не терпится наладить разговор по душам с его «хорошим другом». Значит, нас сейчас или будут выпроваживать по-хорошему, или...

Я поднялся на своем месте, пошатываясь, В руках у меня красовался внушительный бокал, наполненный почти до краев. Я проговорил, запинаясь и время от времени глотая слоги:

— А вот я хотел бы... а? А вот я хотел бы поднять бокал за радушного хозяина, к-который встретил нас как род... родных, накормил, напоил... обля... обласкал и всячески... Одним словом...

Я предательски пошатнулся и ухватился за плечо Артиста. Этот понял мою игру с полуслова, все-таки актер по призванию!.. Он усадил меня обратно, невзирая на мое слабое сопротивление, а потом поднялся сам и сказал:

— Мой друг немного не рассчитал силы, но я с удовольствием скажу за него...

— Я сам скажу за себя!.. Дорогой Рашид Манн-сур...

Радоев оторвал взгляд от бледного лица Бергманиса, который пил много, но никак не пьянел: французу не давал забыться цепкий, невыводимый страх.

-...за него, — повторил Артист. — Я бы хотел сказать, что мы должны, понимаешь... — Дальнейшее он произносил голосом первого президента России Бориса Николаевича, сам понима-а-аешь, Ельцина. — Я, понимаешь, приехал в Самарканд впервые. И хочу сказать. Вот шта. Это, так сказать, прекрасная страна, в которой можно и должно крепить международные, понимаешь, отношения. Встретился, понимаешь, с людьми, поговорил. Подумал. И вот что решил. — За столом прыснули даже те, кто не знал голоса Бориса Николаевича: Артист есть Артист. — Предлагаю, значит, выпить. Выпить за здоровье, подполковника Радоева, а потом я приеду к моему другу Тахтумураду Керимову, президенту, понимаешь, Узбекистана, и попрошу его присвоить Радоеву... звание генеррррала, понимаешь! За хозяина дома, друзья!..

Последнее было сказано обычным голосом Артиста, и к тосту тотчас же присоединились практически все присутствующие за столом, за исключением разве что мирно спящего гостя в расстегнутом милицейском мундире да Бергманиса, который, верно уже плохо владея собой (а не от опьянения), так и остался сидеть неподвижно с бокалом в руках.