На самом деле ему нужно было нечто гораздо большее, и Лорен понимала это.

— Хочу, — просто ответила она.

Не спрашивая, она знала, что они вернутся на тот чудесный остров, где они влюбились друг в друга, где они будут совершенно одни… если не считать Сократа, который отказался их покинуть.

Лорен не могла отвести глаз от удивительно красивого мужчины, уверенно управлявшего рулем и парусом. Она вспомнила, как несколько месяцев назад так же смотрела на него и каким привлекательным он был, когда ловко двигался и легко и уверенно чувствовал себя в обществе моря, ветра и солнца. Ей показалось, что она уже тогда любила его, хотя и не так, как сейчас. Не всей душой, не всем сердцем и умом. Тогда она не могла любить его всем сердцем.

Теперь же ее сердце принадлежало ему одному, если он захочет его взять. Она еще во многом должна ему исповедаться.

Но сейчас она испытывала радость просто оттого, что смотрела на него.

Как и прежде, он с мальчишеской улыбкой сбросил свои черные лакированные сапоги. Однако в остальном в нем не было ничего мальчишеского: ни в прекрасно сидевших на нем брюках, ни в расстегнутой рубашке, обнажавшей могучую грудь.

Ветер ерошил его каштановые волосы, и ей до боли хотелось сделать это самой. Он улыбнулся ей, медленно и чувственно. Эта улыбка была интимной, как поцелуй, и столь же нежной. В ней было обещание.

Маленькое суденышко сделало поворот, обдав ее прохладными брызгами, и она ощутила контраст багамского солнца и воды. Все ее чувства сейчас были обострены. Ее тело было похоже на туго натянутую тетиву лука. Она любовалась грациозными движениями Адриана, умелыми действиями его рук.

А потом он поднял ее и отнес на безупречно гладкий, вымытый морем белый песок. Лорен едва сознавала присутствие Сократа, который добирался до берега на плече Адриана и соскочил с него, как только он ступил на сушу, отправившись искать дерево.

Теперь с нею был только Адриан, только ощущение его близости, его объятия, его прикосновения, подобные разрядам молнии. Когда он положил ее на песок и стал рядом с нею на колени, Лорен ощутила себя в эпицентре бури. Его руки двигались вдоль ее тела, лаская, любя.

Буря превратилась в ураган, когда их тела соединились, и каждому из них было мало этих прикосновений, им было мало того, что они в состоянии были выразить, их желание было неистовым. Не просто вожделение, но нечто большее, желание целиком и полностью укрыть другого в своих объятиях, стать единым целым, стать единой душой.

Они так долго были врозь…

— Я люблю тебя, — прошептала Лорен, когда он вошел в нее и их тела слились во взаимной жажде, тоске и любви. Сначала нежно, а потом со все возрастающей яростью, вызванной потерей, страхом и пустотой. Ярость обратилась в невыразимую сладость, затем в неистовое желание и в конце концов взорвалась упоительным восторгом.

Они лежали рядом. Вокруг них как попало были разбросаны их вещи. Они чувствовали на себе благодатное солнце, прохладный ветер сушил их влажную кожу и слезы на лице Лорен. Обоих переполняло ощущение покоя: Рука Лорен пробежала по груди Адриана, на мгновение задержавшись на полученной им в Виргинии ране. Она склонилась и поцеловала ее. Она чувствовала биение его сердца, которое было биением и ее сердца тоже.

А потом она встретилась с ним взглядом, зная, что пришло время доверить ему все, открыть все секреты, всю ложь, всю ужасную правду.

— Я так много должна тебе сказать…

Адриан коснулся губами ее губ.

— Мне кажется, что я все знаю, любимая. Лиза рассказала мне часть, Реддинг досказал остальное.

— И ты все же?..

— Все же люблю тебя? — На его лице появилась улыбка — печальная, полная сожаления и даже немного виноватая. — Господи Всевышний, я люблю тебя.