– Поднимайся! – кричала дама, что помоложе.

– Нет!

– Ну и сиди тут до посинения! – разозлилась изящная дама и хотела было уйти, но, посмотрев на приятельницу, залилась звонким смехом.

– Очень смешно! Конечно! Что смешного? Что я себе все кости из за тебя переломала? Да? – спросила толстуха.

– Кости! Ха! Ха! Ха! – схватившись за живот, выдавила из себя изящная.

«Какие кости?! Откуда у тебя кости?! Один жир сплошной! Там до костей не докопаешься!» – чуть было не ляпнула она и, взглянув на белую ровную полоску бактерицидного отечественного пластыря над верхней губой подруги, отвернулась, давясь от смеха.

Как, наверное, уже догадался многоуважаемый читатель, эти две почтенные дамы, что так эффектно появились на перроне богом забытого городишки, были наши давние добрые знакомые. Та, что помоложе да поизящнее, – писательница всех времён и народов (коей она сама себя считала), не издавшая ещё ни одной книги своих мемуаров – Аврора Владимировна Дроздомётова. Другая – полная и бесформенная – её приятельница Вероника Александровна.

Наконец, перекатываясь с одного бока на другой, ёрзая и вытирая мягким местом неровный, с выбоинами асфальт, Бубышева с горем пополам поднялась на ноги.

На перроне вдруг появился народ.

Мужчина неопределённого возраста стоял в луже, глядя вслед ушедшему к морю поезду. Он был одет в короткий грязно серый плащ пятидесятых годов в тонкую, почти стёртую от времени и носки клетку, из под которого выглядывали ноги в женских тренировочных штанах василькового цвета и желтых кожаных сандалиях... Жирную точку в его образе ставила чёрная засаленная шляпа котелок а ля Чарли Чаплин.

Следом выкатилось на платформу настоящее чудо без пола и возраста ростом метр тридцать, шириной метр двадцать, со вторым подбородком, лежащим на груди, в замасленной куртке цвета помойного контейнера. Оно поставило под навес на попа бочку и, водрузив на неё трёхлитровую банку с семечками, приняло облик делового, видавшего виды коммерсанта.

Ещё одно... Нет, не чудо. Скорее чудовище, похоже, мужского пола, со щеками, покоившимися на воротнике байковой куртки от пижамы, с синей физиономией в рытвинах (видать, от перенесённой в детстве ветрянки) и букетом вялых, подмороженных, словно опалённых с боков разнопёрых астр.

– Хупите свитощхи! Хупите! – подойдя нетвёрдой походкой к только что прибывшим, просвистел он.

– Почём отдашь? – поинтересовалась Аврора Владимировна.

– За полтинник, – жалостливо простонало чудовище.

– Четвертак! – торговалась Дроздомётова.

– Пошли! Зачем тебе цветы? – Вероника потянула её за рукав.

– Как – зачем? У Аришки сегодня премьера! Где ещё в этой дыре я цветы найду?!

– Свитощхи то хорошие! Восьмите за трисатник!

– Держи двадцать пять рублей и ступай с богом! – Аврора Владимировна сунула «цветочнику» деньги и, выхватив астры, засуетилась. – А где бы нам тут такси поймать? В этом городе вообще есть такси? Эй! Любезный! Не подскажете? – спросила она у мужчины в котелке.

– Уехал, – печально вздохнул тот, последний раз посмотрев вслед вильнувшему хвосту поезда, и пошёл прочь, так и не ответив на вопрос нашей героини.

– Дурдом какой то, а не город! – возмутилась Дроздомётова. – Ника! Как ты думаешь, это баба или мужик?

– Где?

– Да вон, семечками торгует!

– Мужик!

– Уверена? – усомнилась Аврора Владимировна.

– Конечно, мужик!

– Мужчина! Мужчина! Вы не подскажете, где тут у вас стоянка такси? – подлетев к «чуду», спросила Дроздомётова.