Доментий Вадачкория, на чьей квартире проходила одно такое собрание, писал: “Фамилии его никто не знал, это был молодой человек, одетый в черную рубаху, в летнем длинном пальто, в мягкой черной шляпе”. Сталин, уже практически ветеран конспирации, доверял своей интуиции, определявшей предателей. Он попросил Вадачкорию “пригласить на это собрание семерых рабочих”, но предварительно “показать ему приглашенных товарищей. Он… стоял у окна, а я прогуливался с приглашенными по очереди по переулочку. Одного из приглашенных Сталин просил не приглашать. Он исключительно знал людей. Стоило ему посмотреть на человека, и он видел его насквозь. <…> Как-то раз я говорю, что какой-то человек хочет много помочь нам, сочувствует нашему делу”. Этого человека звали Карцхия.

“Шпик”, – коротко определил Сталин. Вскоре, по рассказу Вадачкории, “на одной сходке, когда показались казаки, мы встретили нашего благодетеля в форме городового. <…> Решено было убрать шпика, он был убит”. Вот первый пример, когда Сталин почуял предателя и велел убить его; вероятно, это было его первое убийство[56]. Как бы то ни было, с этого времени он жестко играл в “серьезную игру конспирации”. Такие Карцхии не должны были появляться. Но и тогда он оставлял то, что называл “черной работой”, – убийства – своим подручным.

На собраниях Сталин объявлял, что приехал, чтобы привить революционному движению в Батуме новый воинственный дух. Он предложил каждому: соберите “по семи человек у себя на предприятии и передайте им нашу беседу”1. Свою штаб-квартиру он устроил в духане “Перс Али” на базаре. Товарищ Сосо перемещался по всему городу, часто нанося ночные визиты, читая лекции. Сначала он жил у Симховича, часовщика-еврея, затем у бывшего разбойника, а теперь рабочего нефтяного завода Сильвестра Ломджарии; он и его брат Порфирий стали телохранителями Сосо.

Однажды Сталин рано проснулся и ушел, не сказав никому не слова. Вскоре явился Канделаки. Он в тревоге дождался прихода Сталина.

– Угадай, почему я так рано встал? – в восторге спросил Сталин. – Сегодня я получил работу у Ротшильдов на их нефтехранилище. Буду получать шесть абазов в день [1 рубль 20 копеек].

Вряд ли франко-еврейскую династию, олицетворявшую могущество, роскошь и космополитизм интернационального капитализма, так же позабавило бы это трудоустройство, но они так и не узнали, что у них работал будущий верховный жрец интернационального марксизма. Сталин смеялся, едва ли не пел: “Я работаю на Ротшильдов!”

– Надеюсь, – пошутил Канделаки, – что Ротшильды отныне будут процветать!

Сталин ничего не ответил, но они поняли друг друга. Он, конечно, сделает все ради процветания Ротшильдов2.

В канун Нового года Сосо созвал тридцать самых верных своих бунтовщиков на вечеринку-собрание в доме Ломджарии: он поставил на стол сыр, колбасу и вино – но много пить запретил. Его леденящая кровь мелодраматическая речь заканчивалась так: “Мы не должны бояться смерти. Так пожертвуем же нашей жизнью за дело освобождения рабочих!”

“Не дай, Господи, умереть на своей постели!” – воскликнул тамада. Рабочие одобрительно загудели, их вдохновила сталинская агрессия, а вот умеренные батумские марксисты во главе с инспектором больницы Карло Чхеидзе и учителем Исидором Рамишвили были совсем не рады. У них была воскресная школа для рабочих – Сталин относился к этому с презрением. “Легальные” марксисты поначалу давали деньги на деятельность Сталина, но дружба долго не продлилась. Сталин собирался “перевернуть Батум вверх дном”.

Батум (ныне – Батуми) – субтропический портовый город на Черном море. Здесь заправляли две главных финансовых и нефтяных династии империи – Нобели и Ротшильды.