Пространство перед глазами по-прежнему полнилось темной хмарью, но вдруг замерло, а после словно раскрутилось волчком, замелькав калейдоскопом. Тяжесть ощущений, сдавливающая каждую клеточку тела, пропала — и я закричал от боли. Беззвучно — лишь едва слышный вздох вырвался из груди.

Наверное, подобное испытывают глубоководные рыбы, взрывающиеся от внутреннего давления — после того как их поднимают на поверхность. Вот только пережив изменение состояние — когда превратился из небольшой статуэтки, сжатой артефактной компрессией — я не взорвался, как рыба. Хотя очень желал — выгибаясь раз за разом, — словно натянутый до предела лук с отпущенной тетивой, пытался сбежать, избавиться от тянущей боли. Очень хорошо теперь представляя, что чувствовала Ребекка — когда я видел ее мучения в цитадели. Вот только ее тогда — как меня сейчас — не хватали чужие грубые руки, пытаясь растянуть крестом.

Попробовал было рвануться — но одеревеневшее тело не слушалось так, как я хотел; скованные мышцы взорвались болью. Внутри я не ощущал ни крупицы энергии — тогда, на площади, отдал все что было Ребекке. Но, несмотря на это, продолжал бороться — постепенно фокусируя мутный взгляд, понимая, что нахожусь в развеянном фиолетовым светом магических факелов мраке подземного зала.

Замерев на краткий миг, попробовал потянуть в себя энергию и ощутил нечто похожее на то, что испытывал в Технополисе — легкий холодок дуновения пустоты в ладонях. Энергия рядом была — но мне недоступная, даже вовсе враждебная.

Воспользовавшись мгновенной заминкой, темные фигуры рядом смогли растянуть мне руки и ноги. Плечи взорвались болью — рывок неизвестных пленителей был настолько силен, что мне едва руки из суставов не выдернули.

Закричав от новой порции мучений, я попробовал извернуться — но на запястьях и щиколотках защелкнулись широкие оковы, а цепи натянулись так, что мне было не шевельнуться. Зажмурившись, я сжал зубы, пытаясь прийти в себя, понять где нахожусь, и отстраниться от терзающей все тело боли.

Просторный зал подземелья все больше проявлялся из мрака, освещаясь магическими факелами — дававшими фиолетовый отблеск. Осматриваясь, я с трудом различил высокий потолок, усеянный шипами сталактитов, причудливо переливающихся лиловой тенью от огня факелов.

Спину холодил ровный, полированный камень алтаря, на широкой плите которого я лежал, чувствуя кожей глубокую канавку кровостока как раз под тем местом, где было сердце. Очень надеюсь, меня сейчас убьют — пусть даже жертвенным ножом, — и я вновь окажусь на вилле Лаэртского. Думал об этом, стараясь отгонять другие, более печальные и пугающие варианты.

Незнакомцы — только что цепко державшие мне руки, заковывая в кандалы, отошли, скрываясь во мраке — я видел теперь только смутные силуэты. Напряженные вниманием, но понемногу удаляющиеся.

Вдруг появился яркий свет — одна за другой через подернутой пеленой мрака арки в зал вплывало фиолетовое пламя, заключенное в большие круглые жаровни. И даже не сразу понял, что каждую несут по несколько согбенных фигур. Это были карлики в темных лохмотьях, не очень похожие на людей даже манерой движения, повадками. И совершенно пустые по ауре эмоций — безропотные, местные рабы.

По мере того, как жаровни разносились по залу, пространство вокруг все ярче освещал призрачный свет. Группа — с закрытыми капюшонами лицами, растянувшая меня на алтаре — исчезла в арке прохода. Вместо них появились практически обнаженные девушки — на каждой из них был только распахнутый, ничего не скрывающий плащ. Невольно приподняв голову, я наблюдал за тем, как десяток стройных эльфиек легко разбегается по залу. В том, что это эльфийки, сомнений не было — смуглая, а у некоторых синевато-лиловая кожа, белоснежные волосы, заметные острые кончики ушей, яркие — синие, фиолетовые, лиловые — глаза.