Он слышал об этих глазах, хотя не верил рассказам: зрачки поразительно черные, окруженные белком цвета свежевыпавшего снега; зрачки окружены этим белком со всех сторон, как краска окружает центральное острие щита. Глаза блеснули, как лунный свет на металле.
– И как же король Элла и жрецы Христа решили в конце концов убить старика? – спросил четвертый Рагнарсон, спросил негромко, почти мягко. – Вероятно, ты скажешь нам, что это было нетрудно.
Бранд ответил прямо и правдиво, больше не рискуя.
– Его бросили в змеиную яму, в змеиный двор, в орм-гарт. Я понял, что вначале были некоторые затруднения, змеи не хотели кусать, и тогда – так я слышал – Рагнар укусил их первым. Но в конце концов они его ужалили, и он умер. Медленной смертью, и ни одной раны от оружия. Нечем будет гордиться в Валгалле.
У человека со странными глазами не дрогнула ни одна мышца. Наступила пауза, долгая пауза; замершая в напряжении аудитория ждала, что он сделает знак, что слышал, что проявит какое-то нарушение самоконтроля, как его братья. Но вот человек выпрямился, передал копью одному из зрителей, сунул пальцы за пояс, приготовился говорить.
Зритель, которому он передал копье, удивленно ахнул. Все повернулись к нему. Тот молча поднял ясеневое древко. На нем видны были углубления, следы, где его сжимали пальцы. Легкий гул удовлетворения пробежал по залу.
Прежде чем человек со странными глазами смог заговорить, Бранд улучил момент и помешал ему. Задумчиво потянув себя за усы, он заметил: – Есть кое-что еще.
– Да?
– После того как змеи его ужалили и он лежал, умирая, Рагнар заговорил. Его, конечно, не поняли, потому что он говорил не на их языке, не на norroent mal, но кое-кто услышал и передал его слова; в конце концов мне повезло, и они дошли до меня. У меня нет ни приглашения, ни пропуска, как вы только что сказали, но мне показалось, что вам интересно будет услышать.
– И что же сказал старик, умирая?
Бранд возвысил голос, так что слышно стало по всему залу, как герольд, бросающий вызов.
– Он сказал: «Gynthja mundu grisir ef galtar hag vissi».
На этот раз переводчик не понадобился. Весь зал понял слова Рагнара: «Когда поросята узнают, как умер старый боров, вот уж они захрюкают».
– Поэтому я и явился без приглашения, – продолжал Бранд звонким вызывающим голосом. – Хотя мне говорили, что это опасно. Я люблю слушать хрюканье. И я пришел к поросятам. Эти поросята вы. Ты, Халвдан Рагнарсон, – кивнул он человеку с ножом, – Ты, Убби Рагнарсон, – первый игрок в шашки. – Ты, Айвар Рагнарсон, известный своими светлыми волосами. И ты, Сигурт Рагнарсон. Я теперь понимаю, почему тебя прозвали Орм-и-Ауга «Змееглазый».
– Не думаю, чтобы моя новость вас порадовала. Но вы должны согласиться, что она стоит того, чтобы ее выслушать.
Четверо мужчин теперь все стояли, глядя на него, всякое напускное равнодушие с них слетело. Выслушав его, они кивнули. Медленно начали улыбаться, у всех было одно и то же выражение лица, и впервые стало заметно, что это братья, члены одной семьи. Зубы их сверкали.
В те дни у монахов и священников была молитва: «Domine, libera nos a furore normannorum» – «Боже, упаси нас от ярости северян». И если бы они увидели лица братьев, любой разумный монах тут же добавил бы: «Sed praesepe, Domini, a humore eorum» – «Но особенно, Господи, от их веселья».
– Да, мы должны были услышать эту новость, – сказал Змееглазый, – и мы благодарим тебя за нее. Вначале мы подумали, что ты говоришь неправду об этом деле, поэтому мы могли показаться тебе недовольными. Но то, что ты сказал в конце, – да, это голос нашего отца. |