Иногда, правда, такое положение нарушалось прибытием двадцать лет спустя высохшей карги, которая умудрилась пережить свою полезность и каким-то образом, Бог знает как, купить себе место на корабле и вернуться. Но это случалось не часто. Во всяком случае это не объяснение для случая с сидящим рядом юношей.
– Мать вернулась несколько недель спустя. Она была беременна – мною. Поклялась отцу, что отец ребенка – сам ярл викингов. Когда я родился, она хотела назвать меня Халвданом (полудатчанин), потому что я наполовину датчанин. Но Вульфгар отругал ее. Сказал, что это имя героя, короля, основавшего род Шилдингов, потомков Шилда (щит), от него происходят все короли Англии и Дании. Слишком хорошее имя для меня. И потому меня назвали собачьим именем – Шеф.
Юноша опустил глаза.
– Поэтому отчим ненавидит меня и хочет сделать рабом. Поэтому у моего сводного брата Альфгара есть все, а у меня ничего.
Он не стал рассказывать всего. Как Вульфгар заставлял его мать принимать грыжник, чтобы избавиться от ребенка насильника. Как его самого спасло вмешательство отца Андреаса, который яростно говорил о грехе детоубийства, даже если речь идет о ребенке викинга. Как Вульфгар в гневе и ревности взял наложницу, которая родила прекрасную Годиву, так что в Эмнете росли три ребенка: Альфгар, законнорожденный, Годива, дитя Вульфгара и его рабыни-любовницы, и Шеф, сын Трит и викинга.
Королевский тан молча вернул ему меч. Но все же тайна не раскрыта, подумал он. Как сбежала женщина? Викинги-работорговцы никогда не бывают так неосторожны.
– Как зовут этого ярла? – спросил он. – Твоего...
– Моего отца? Мать говорит, что его звали Сигварт. Ярл Малых островов. Не знаю, где это.
Они долго сидели молча, потом легли спать.
Все дома сгорели, некоторые превратились просто в груды пепла, у других остались почерневшие балки. Дом тана и ограда исчезли, не видно церкви, кузницы, путаницы мазанок фрименов, навесов и землянок рабов. Бродили кое-где люди, они рылись в пепле или сидели у колодца.
Когда они оказались в самом поселке, Шеф обратился к женщине, служанке матери: – Труда. Расскажи, что случилось.
Она в страхе смотрела на него, невредимого, с мечом и щитом.
– Лучше иди... повидайся с матерью.
– Моя мать здесь? – Шеф почувствовал прилив надежды. Может, и другие здесь. Может, Альфгар уцелел И Годива. Где Годива?
Они последовали за женщиной, которая с трудом ковыляла впереди.
– Почему она так идет? – спросил Шеф, глядя на ее неуклюжую болезненную походку.
– Ее изнасиловали, – кратко ответил Эдрич.
– Но... Но Труда не девственница.
Эдрич ответил на его невысказанный вопрос.
– Насиловать можно по-разному. Когда женщину держат четверо, а пятый насилует, когда все возбуждены, могут порвать мышцы и поломать кости. И даже хуже, если женщина сопротивляется.
Шеф снова подумал о Годиве, он сжал рукоять щита, и костяшки его пальцев побелели. Не только мужчины расплачиваются за поражение в битве.
Они молча шли за Трудой, которая хромала перед ними, и подошли к наспех сделанному шалашу, он был сооружен из полуобгоревших досок и бревен, прислоненных к уцелевшей части изгороди. Труда заглянула внутрь, произнесла несколько слов, знаком подозвала мужчин.
Внутри лежала леди Трит на груде старых тряпок. По болезненному выражению лица и по тому, как неуклюже и неуверенно она двигалась, ясно было, что с ней обошлись не лучше, чем с Трудой. Шеф склонился к ней и взял ее за руку.
Говорила она шепотом, ослабленным ужасными воспоминаниями.
– Не было никакого предупреждения, никакой возможности подготовиться. Никто не знал, что делать. Мужчины вернулись прямо с битвы. |