|
По этой реке проходит граница между двумя империями. — На самом деле он осел и колдун, — сообщил им Пьер. — Колдун? Какой же тут прок от колдовства? Но осел… ах, как же нам порой их не хватает в этих диких степях! Мы ничего не сказали им о скандинавских молотах, но порадовали рассказами о нашем путешествии в верховьях Миссисипи и об изобилии в тех местах разнообразной дичи. Хотя в том районе также полно дакотов, предостерег я, и при упоминании об этих свирепых воинах трапперы, казалось, сразу потеряли интерес к услышанному. Пьер сказал, что ему уже явно не успеть до морозов добраться до своих северян, и мы, опережая зиму, продолжили плыть на юг. Тринадцатого октября — в очередную годовщину Черной пятницы рыцарей тамплиеров — мы подошли к пологой набережной Сент-Луиса, где причаливали для разгрузки товаров речные суда, перед тем как вновь отчалить от этого каменистого «берега». Сотню лет назад французы основали здесь поселение, подобное Детройту, но в отличие от Детройта оно не захирело, а расцвело. Французские беженцы из разросшихся владений Британии и Соединенных Штатов оседали здесь, желая начать новую жизнь в империи Наполеона. Этот городок находится всего в нескольких милях к югу от слияния Миссисипи с ее притоком Миссури, и едва ли можно вообразить более удобное расположение со стратегической точки зрения. Если Бонапарту нужна Луизиана, то ему достаточно взять под контроль Сент-Луис и Новый Орлеан. А если Джефферсон хочет выйти к Тихому океану, то его Мериветеру Льюису придется пройти через Сент-Луис. На этом я завершил мое западное путешествие. Истощенный, удрученный и нищий, я не нашел никаких свидетельств того, что Джефферсоновы слоны еще бродят по западным степям — и не мог, в сущности, никому рассказать о наших действительных находках, поскольку подозревал, что они способны оказаться выгодными лично для меня, закоренелого искателя сокровищ. Thira? Og? Как обычно, в этих таинственных словах я не увидел никакого смысла. Но зато впервые за многие месяцы наконец принял горячую ванну, с наслаждением отведал белого, пушистого, как облако, хлеба и уснул не на жесткой земле, а на нормальной кровати. Новые башмаки с непривычки натерли мне ноги. Пьер заявил, что он никогда больше не пустит в свое каноэ безумных ослов. Став большими друзьями, несколько дней мы испытывали некоторую неловкость, поскольку он понимал, что я мечтаю вернуться к городской жизни, а я знал, как он тоскует по свободной жизни вояжера. Оба мы, испытывая чувство вины, молча горевали о наших погибших спутницах, но мужчинам всегда трудно откровенничать на подобные темы. Я размышлял, не следует ли мне убедить этого французского крепыша вернуться со мной в Париж. Но однажды утром, не сказав ни слова, он просто исчез. На сей раз не было никакого похищения, а единственным свидетельством его добровольного ухода послужила продавленная пулей подвеска в форме пирамиды, оставленная возле моей кровати. Суждено ли нам еще встретиться? В Сент-Луисе я познакомился с путешественником, прибывшим из Луисвилла, землевладельцем Уильямом Кларком, младшим братом знаменитого героя нашей Войны за независимость, Джорджа Роджерса Кларка. А сам этот младший Кларк после участия в войнах с индейцами перенес тяжелую болезнь и принял решение начать оседлую жизнь в Кентукки; впрочем, он выглядел крепким, приятным в общении человеком и разыскал меня, как только услышал, что я путешествовал по северным районам территории Луизианы. — Я потрясен, сэр, честно говоря, совершенно потрясен, — заявил Кларк, пожимая мне руку с таким восторгом, словно я был президентом. — Но вероятно, герою Акры и Морфонтена не привыкать к таким трудностям. — Едва ли герою, господин Кларк, — скромно ответил я, потягивая благословенное французское вино и уносясь мыслями в блаженное парижское прошлое. |
