На лисьем лице её милости читались страх и нездоровое любопытство. Справа за столом в него чёрными глазами впилась донна Поланти.
— Вам дурно, Джустиниани? Вы так бледны…
Винченцо вздохнул полной грудью и незаметно огляделся. Ужин заканчивался, подавали десерт. Пинелло-Лючиани на другом углу стола привстал, Альбино Нардолини смотрел на него с лёгким беспокойством и нескрываемым любопытством. Сам Джустиниани заметил своё отражение в серебряной вазе и тоже подивился своей меловой, даже синюшной бледности.
Он медленно проговорил:
— Минутное недомогание, ничего страшного.
Время от ужина до ухода Винченцо провёл у камина, его знобило, тряслись руки. Он не был ни чувствительным, ни впечатлительным, и уж куда как не был визионером. Никогда не падал в обмороки, никогда не имел ни галлюцинаций, ни откровений, и сейчас просто не постигал случившегося. Он мало пил и никогда не пьянел, не был ни взбешён, ни взволнован, разве что девицы чуть возбудили его плоть.
Но видение было не сладострастным, но адским, дьявольским, и оно, что скрывать, до нервного трепета испугало его. А ведь он страха не ведал.
Магия, чёрт её возьми, зло подумал он.
Глава 6. Записка в книге
Они утвердились в злом намерении, совещались скрыть сеть, говорили: кто их увидит?
Наконец гости начали разъезжаться. Джустиниани, уточнив у Катарины, что Джованна поедет ночевать к ней, простился с хозяйкой и вышел в ночь. Его экипажа ещё не было. Он пошёл пешком, бездумно считая фонари и чуть пошатываясь. Картины увиденного всё ещё всплывали перед глазами.
Он не был медиумом, а будучи человеком твёрдого ума и сильной воли, никогда не допускал вторжения в душу чуждых помыслов и нелепых суеверий. Видения он считал либо следствием болезни тела, либо — недуга ума или души, вроде падучей. Но он не эпилептик! С чего ему может что-то мерещиться?
Дома Винченцо сразу поднялся в библиотеку, зажёг лампу, тут вспомнил об Альбино Нардолини и потянулся к купленной книге.
Внимательно рассмотрел титульный лист. Корнелий Агриппа, De Occulta Philosophia Libri tres. Перелистал, пощупал переплёт. Ничего. На книге было четыре экслибриса. Один — геральдический, рода Боска, второй — вензельный с переплетением инициалов АRВ, два последних были сюжетны. На одном на фоне листьев аканта висели весы, на одной чаше которых была корона, на второй, перевешивающей, — книга. Подпись гласила «Из книг Антонио Чези» На последнем экслибрисе, выполненном весьма художественно, обнажённая женщина вступала в сношение с козлом. Подпись — «Ex libris Caetano Orsini» Этого имени Винченцо никогда не слышал.
Надо узнать, кто выставил книгу на торги, решил он.
Пока он осматривал форзацы, вертел книгу в руках, на стол запрыгнул Трубочист и разлёгся на краю стола и поскрёб когтями переплёт, глядя на хозяина мерцающими зелёными глазами. Джустиниани попенял ему на дурные манеры и тут вздрогнул: из заднего повреждённого фрагмента обложки появился уголок желтоватой бумаги. Джустиниани торопливо взял пинцет и осторожно вытащил записку на свет.
«19-е. Новолуние. Дом Батистини, 10.40 вечера. Б. сказал, всё будет. Веральди».
Винченцо закусил губу, взглянув на полную луну за окном.
Странно. Если предположить, что записка адресована Альбино Нардолини неким Веральди, то почему им просто не встретиться где-нибудь впотьмах? Сам Джустиниани хорошо знал город и мог назвать не менее трёх сотен местечек, где можно достаточно спокойно уединиться. Зачем общаться через аукцион?
Винченцо теперь понял, что произошёл простой казус: некто оставил книгу в описи как лот специально для Нардолини, предполагая, что никому не придёт в голову купить её. Нардолини пришёл за книгой, однако немного опоздал на торги, столкнулся с ним в дверях, но понял, что произошло, только после его ухода. |