Тот поднял голову и, смерив Игоря взглядом с ног до головы, произнес:

— Православный?

— Да. Я тоже русский, но немного из другого времени.

— Здесь таких много. Все мы из разных времен. Я при батюшке государе Иване Васильевиче в опричниках состоял. Меня сам Григорий Лукьянович Скуратов ценил и доверял мне. Слыхал про такого?

— Как не слыхать. Малюта Скуратов — лютый палач Ивана Грозного.

— Палач говоришь? Он головы ворогам государевым рубил. Много измены боярской вывел со святой Руси. Ох, много. Но нужно было во сто крат больше. А ты, вьюнош, уже после царя Ивана родился то?

— Много позже. О нем только слава недобрая осталась.

— Слава это все пустое. Люди завсегда все переврут как им выгодно. А с тобой что за краля такая? Из немцев?

— Нет. Она тоже русская.

— Русская? А вроде на нашу бабу совсем не похожа, — матрос подвинулся и предложил Игорю место рядом. — Наши то бабы, знаешь какие? Все красавицы, хоть на подбор. Дородные.

— Ну, это в ваше время дородность считалась за красоту. А у нас в моде, такие как Таня. Так её зовут.

— Имя наше. Природное. Русское. У меня меньшая дочь Татьяна, в аккурат, в день Святой Татьяны народилась. Но моя девка краше. Хоть и мала ещё. У бабы должно быть, за что подержаться.

— Все изменилось у нас в будущем. Мир изменился и женщины тоже.

— А бороды ты не носишь, это тоже у вас все так?

— Да. Борода теперь редкость.

— Вона как! И все с босыми рылами? Стыдобушка.

Они посидели немного молча, смотря на море, а затем матрос представился:

— Меня зовут Архипом.

— А я Игорь. А ты давно на этом корабле?

— А кто его знает? Здесь дни не считаны. Матросы бают, что ты освободить нас пришел со своей девкой. Так?

— Да. Мы попытаемся вас вернуть домой.

— Хорошо бы, — мечтательно произнес он. — Я бы в Успенском соборе вот такую свечу поставил за твое здоровье. Я ведь сюда за жадность свою попал. Злато возлюбил более бога. Вот и наказал меня господь за грехи. Но, по-правде сказать, не я один грабил то. Сам Малюта Скуратов хапал будь здоров. Мои товарищи не пример более меня брали. А страдаю я. Но я не жалуюсь. Не подумай. Все наказания от бога приму безропотно.

— А как ты попал сюда, Архип?

— Послал меня Григорий Лукьянович с царским поручением в Нарву к воеводе тамошнему боярскому сыну Тимофею Сбитневу. Я письмо доставил и напросился вместе с начальником морской стражи Федором Рыжиковым в море вдогонку за корсарским кораблем короля Сигзмунда. Мы тот корабль полонили, а матросов его перевешали. Рыжиков назначил меня среди матросов на пленный корабль. Но до Нарвы мы так и не дошли. Налетела буря и попали мы в это таинственное море. Два месяца мы болтались в нем. Припасы у нас кончились. Собственные сапоги резали на полосы и варили. Все мои товарищи померли. Смилостивился над ними господь и послал им смерть. Как раз, в аккурат в тот день, когда помер последний мой товарищ по несчастью Ванюха Постник, я увидел Черный корабль в первый раз. От этого корабля веяло холодом могилы. А к его большой мачте был прибит человек! Я стал молиться господу и адский корабль ушел. А затем, на следующий день меня подобрала эта посудина, и я стал здесь матросом. Капитан Фарагуд подбирает всех изгнанников. И все перед тем как сюда попасть, видели Черный корабль. Наш Михель из Амстердама называет его Летучий голландец.

— Грустная история.

— Грустная, это не то слово, вьюнош. Это страшная история. Но скажу тебе по правде, попасть матросом на Черный корабль в сто крат страшнее.