Алина увидела, что он снова трясется, на этот раз мелкой заячьей дрожью. Карина спокойно подошла к его койке, не глядя больному в лицо, обработала испещренную крошечными кровоподтеками вену на левой руке, и взяла шприц. Из плотно сжатых губ Николая вырвался тихий сдавленный писк.
— Ну спокойно, спокойно, голубчик, — Отченаш успокаивающе тронул его за руку и встал с табурета. — Все хорошо, я рядом, все хорошо…
Алина внимательно смотрела, как медсестра Карина села, выверенным, профессиональным движением ввела иглу, впрыснула препарат, потом убрала шприц и прижала к ранке кусочек ваты со спиртом. Перед тем, как подняться, она быстро взглянула Алине в глаза, отвернулась, и пошла к выходу.
— Всего доброго.
Ей никто не ответил. Пациент на кровати лежал с закрытыми глазами и глубоко, шумно дышал.
— Пойдемте, — негромко сказал главврач. — Сейчас лекарство подействует. Для первого знакомства вполне достаточно.
Они вышли в коридор.
— Ну вот, — развел руками Отченаш. — Вы все сами и увидели.
— Вы простите, я, наверное, зря про полицию сказал… — виновато произнес Чекан.
Он был бледен и выглядел немного растерянным. Алина понимала, почему.
Арсений Виленович махнул рукой.
— Да ладно, чего там…кто же мог знать.
— Насколько я понимаю, он на нейролептиках? — спросила Алина.
— Да, разумеется. Сейчас на хлорпротиксене. Мы пробовали разные сочетания медикаментов, но результат, как видите, неутешительный. Жаль, молодой еще человек, тридцать лет всего. До поступления сюда работал автослесарем. И вот такая беда.
— А его раны?..
— Нанес сам себе, — ответил главврач.
— Не очень характерно для онейроида, — заметила Алина.
— Зато типично для делирия, — отозвался Отченаш. Он помолчал и добавил: — Послушайте, если Вас смутила реакция больного на старшую медсестру, то уверяю, для этого нет никаких иных оснований, кроме психического заболевания. Карина Максимовна грамотный, внимательный сотрудник и прекрасная молодая женщина, тихая, скромная. У нас уже два года. Работа медсестры и в обычной больнице — не сахар, знаете ли, а в нашем учреждении этот труд нелегкий вдвойне. За все время работы к ней не было никаких нареканий ни от врачей, ни от больных, ни от их родственников, только благодарности — а их здесь ой как трудно заслужить. Говорят, что люди, пережившие жизненные невзгоды, лучше понимают страдания других, и я думаю, это как раз тот самый случай: Карина Максимовна сама из детдома, росла без родителей, и сейчас тоже одинока, насколько я знаю. Может, поэтому так трогательно заботится о наших больных — и поверьте мне, они это ценят.
— Вы изучаете биографии всех своих сотрудников, Арсений Виленович? — поинтересовалась Алина.
— Разумеется, — ответил он и посмотрел на Алину через очки. — Чтобы не судить о людях поверхностно.
До проходной Алина и Чекан шли молча и не оборачиваясь.
— Ну, что скажешь? — спросила Алина, когда они сели в машину.
— Не наш пациент, — покачал головой Чекан.
— Да, не наш, — задумчиво ответила Алина. — Это пациент медсестры Карины.
Глава 8
В центре города сыро и тесно, как в сумрачном погребе; тут всем мало места: распухшим от влаги домам вдоль узких улиц, людям в этих домах, рекам в тисках каменных берегов, даже тучам в пасмурном небе. Машины с трудом продвигались по дорогам, как вялая кровь по холодным, тонким сосудам, то и дело скапливаясь тромбами на перекрестках. |