Аргументы, содержащиеся в почти четверти миллиона слов, представляют собой фантастическое принесение логики и здравого смысла в жертву заранее сложившейся богословской концепции. Например, слову «женщина» (femina) приписывается происхождение от fides [вера] и minus [малый], а «дьявол» (diabolus) – от dia [два] и bolus [смерть], т. е. «убивающий душу и тело». Даже в первой части игнорируются разумные аругменты. Так, объявляются еретиками те, кто «верят в существование демонов, кроме как в воображении масс, которые и приписывают свои собственные лжеучения дьяволу. Разные облики, рисующиеся уму, возникают как плод сильного воображения, Человеку лишь кажется, что он видит бесов или ведьм». Затем авторы «Молота ведьм» продолжают: «Всё это противоречит истинной вере, утверждающей, что ангелы, низринутые с неба, превратились в бесов, что поэтому они, обладая большей силой, чем мы, могут также и достигнуть большего, чем можем сделать мы». Хотя Чарлз Уильямс называет этот силлогизм «почти первоклассным», Ли характеризует интеллектуальный уровень книги следующим образом: «Её жалкий стиль своим однообразием напоминающий бесцельную, сбивающую с толку бесконечную ходьбу с места на место, представляет собой блуждание мысли, неспособной к концентрации и готовой следовать за любой навязчивой идеей».

Как апологеты демонологии, так и независимые мыслители подчёркивают, что было бы нелогично и неверно осуждать представления XVI в. с точки зрения современных критериев. Конечно, в этом они правы, но, тем не менее, гуманистический, научный и разумный подход уже в то время был присущ мыслящим людям, по праву и долгу совести осуждавшим демонологов и мракобесов, отбросивших развитие цивилизации на несколько сотен лет назад.

Крамер начинал свою деятельность в Тироле, где возбудил к себе сильную враждебность со стороны местного населения. Чтобы обосновать охоту за ведьмами, он уговорил одну распутницу спрятаться в печи, притворившись, что там поселился дьявол. Её голос обвинил многих людей, которых Крамер жестоко пытал. В конце концов епископу Бриксенскому удалось изгнать Крамера, но он уже получил награду за свои труды от эрцгерцога Сигизмунда (которому Молитор посвятил свой труд в 1489 г.)

Совместный труд двух друзей‑инквизиторов одобрен официальным письмом богословского факультета Кёльнского университета от 1487 г., и это тоже освещает его с весьма неожиданной стороны. Дело в том, что это одобрение обманчиво, поскольку (как заметил Хансен), его подписали лишь четыре профессора из всего университета, и их поддержка ограничивается заявлением, что части I и II не противоречат католическому вероучению, и что часть III заслуживает доверия благодаря приведённым в ней свидетельствам. Ещё четыре профессора вместе с университетским педелем дополнительно одобрили положение против священников, неосторожно отрицающих колдовство. Тем не менее, их заявление не появлялось в кёльнских изданиях до 1494 г., пока не умер педель, после чего оно было подшито и в более ранние издания, предназначенные для продажи вне Кёльна. В результате все пришли к выводу, что письмо – подделка, прибавляющая престиж книге. Коллеги Шпренгера по университету не отслужили заупокойную мессу после его смерти 6 декабря 1495 г. Это упущение могло быть вызвано тем, что он завещал своё имущество за пределы Кёльна, но, с другой стороны, могло быть обусловлено и его академической непорядочностью. Авторы «Молота ведьм» стремились любыми средствами добиться обязательного сожжения ведьм.