Настораживало в этой истории другое.
Публика в шайках собиралась неоднородная, одетая и вооруженная весьма
по-разному. Свирид же уверял, что эти трое были чуть ли не в одинаковом
нашем офицерском обмундировании, причем у двоих наверняка были советские
автоматы.
И второе. При отступлении немцев полицаи обычно уходили с ними на
Запад. Павловский же, служивший где-то под Варшавой, наоборот, оказался
почему-то километров на двести восточнее, по эту сторону фронта -- каким
образом? В то же время я понимал, что его пребывание близ Шиловичского
массива за тринадцать часов до выхода разыскиваемого передатчика в эфир
могло быть и чистой случайностью.
Меня занимало, чем был так обеспокоен Свирид и почему у себя в хате он
отмалчивался, а затем, очевидно, следил за мной, догнал и все рассказал.
Многое относительно Павловского еще требовалось узнать, проверить и
уточнить как в Лиде, так и здесь, на месте -- безотлагательно. Но сейчас я
не мог терять даже минуты: меня ждал лес.
7. ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТ БЛИНОВ
На глаза ему попался старый дуб -- небольшое дупло таинственно чернело
в стволе дерева примерно в метре над головой Андрея. Несколько секунд он
стоял, размышляя:
"А вдруг?.." Подпрыгнув, ухватился за край дупла, подтянулся и,
опираясь кромками подошв о кору, всунул руку -- труха, гнилая труха. В тот
же миг нога соскользнула, и он сорвался вниз, едва не сломав руку и до крови
ободрав запястье.
Если поутру этот глуховатый, ничем не примечательный лес представлялся
ему особенным и значительным, представлялся тем самым местом, откуда велась
передача, если утром Андрей был полон уверенности и надежд, волновался и
ждал, то под вечер с каждым часом он все менее и менее верил, что удастся
что-либо обнаружить.
В самом деле, легко ли сыскать средь такого массива следы тех, кто
радировал, и почему они должны были наследить -- это вовсе не обязательно. И
потом -- сколь точно определено место выхода: Андрей знал, что
действительное положение пеленгуемой рации всегда будет несколько в стороне
от предположительно найденного и что погрешности при пеленгации могут иногда
достигать нескольких километров.
Более всего его угнетало ощущение своей неполноценности. Если до
ранения, в полку на передовой, он был не хуже других командиров взводов, а
порой и лучше, то здесь, в группе, он был из троих самый слабый по опыту,
умению и, естественно, по результатам. И сколь он ни старался, но, в
общем-то, каждый раз оказывался в той или иной степени иждивенцем Алехина и
Таманцева, и мысль об этом постоянно удручала его.
Когда солнце склонилось к горизонту, он пошел на восток, чтобы дотемна
выйти к Шиловичам, и вскоре забрел на обширную болотину, покрытую мхом,
ржавчиной и мелким ольшаником. |