Кстати, сама по себе новость о поездке привела меня в невероятное возбуждение. Я смогу увидеть Санкт-Петербург начала двадцатого века! Окунуться в атмосферу того дореволюционного благолепия, называемого Серебряным Веком, с которым я была знакома из фильмов и книг… Познакомиться с великими людьми того времени, цветом русской интеллигенции и аристократии… Блок, Ахматова, Гумилев, а также Гиипиус и Мережковский. Правда, последнюю парочку Павел Павлович совсем не уважает, называет эсеровскими крысками и грозится прибить вместе с их любимчиком Савинковым так, чтобы и мокрого места не осталось.

Особенно сильно меня взбудоражила мысль о том, что мне наверняка придется общаться с довольно высокопоставленными людьми, и я от этого даже вовсе потеряла сон. Я все пыталась вообразить, как это будет происходить, и ужасно нервничала уже заранее. Санкт-Петербург – это не острова Эллиота, там надо, как говорится, «держать марку». Справлюсь ли я? Не ударю ли в грязь лицом? О Боже, я ведь просто научный работник с задатками организатора и толкача, но выше замгубернатора я никогда не поднималась! По верхним этажам ходил сам Павел Павлович, вот перед ним чинуши уж точно ходили строевым шагом. У меня же совершенно нет опыта в разных кулуарных делах, и всю свою жизнь я была очень далека от всего этого!

Однако товарищ Одинцов считает, что предстоящая миссия мне по силам. Хоть он и дипломатично не произносит этого вслух, но в его глазах, когда он смотрит на меня, робеющую, читается: «Не стоит мандражировать, уважаемая Алла Викторовна. Взялся за гуж – не говори, что не дюж». Что ж, это правильно. Мне следует быть смелее и решительнее. Ну, то есть, я такой, может быть, и кажусь со стороны, а сама-то трусиха и паникерша… Но я никому, никому не скажу о своих терзаниях, только буду почаще повторять себе в качестве установки: «Хочешь быть настоящим директором – будь им!»

Хоть мыслями я уже там, в Российской столице, все же признаюсь, что мне жаль будет покидать наш уже довольно обжитый дом – острова Эллиота. Кстати, я все время забываю выяснить, кто такой этот Эллиот. Наверное, какой-нибудь англичанин, пират, который разбойничал в этих краях, а потом зарыл тут свои сокровища. Звучит, как сюжет авантюрного романа…

Я привыкла к нему, нашему первому пристанищу, мне стала нравиться дальневосточная природа; я полюбила этих милых девушек-кореянок и их пикантные салаты… Полюбила нашу уютную каюту, беседы за вечерним чаем с местными учительницами, свою English practice с Джеком Лондоном… Наши задушевные беседы о сути национальных характеров русских и американцев. Да, я всегда буду с сердечным волнением и трепетом вспоминать наше здешнее житье-бытье, но, к сожалению, оно для меня остается в прошлом.

Мы – те, кто попали в список – не особо афишировали предстоящую поездку, хотя и тайны из нее не делали. Очень скоро все узнали об этом. И самое сильное впечатление это произвело на Виктора Никоновича.

– Вы и вправду уезжаете в Петербург, Алла Викторовна? – сказал он мне крайне взволнованным голосом, когда я зашла в его каюту забрать окончательную версию его отчета.

– Да, правда, – кивнула я, отвернувшись к иллюминатору и не глядя на Виктора Никоновича, мои глаза в это время следили за карандашом, который бежал по списку всего того, чем мы собрались осчастливить этот мир.