Неожиданно Хевессанор спросил:

– А почему мы тогда не поддержим этого человечка? Зачем нам Гортус? Честно сказать, я слышал, что человек-то он гадкий, подонок, одним словом. Так же можем устроить бойню, уничтожив войско Гортуса!

– Во-первых, сами мы ничего уничтожать не будем – открыто. Одно дело – под прикрытием ночи сжечь домишко вместе с его хозяином, а другое – целое войско. А во-вторых, против нас играет неизвестный дракон, аура которого не походит ни на одну знакомую ауру. Это не член Совета. И мне интересно, как он будет нам противостоять! Там дракон, и тут драконы, там армия, и тут армия. И… началась резня! Это будет забавно.

– Хм… ты все забавляешься, – хмыкнул приятель, – уже десятки тысяч лет плетешь интриги и сталкиваешь людей лбами. Не надоело?

– Глупец! Это единственное, ради чего стоит жить, – интрига, власть над живыми существами! Иначе что остается? Животное существование? Жрать, пить, совокупляться подобно этим тварям, именующим себя людьми? Это не для драконов. Это удел животных. Это не для меня.

Через минуту со скалы, нависающей над бушующим морем, сорвались две большие птицы и понеслись на юг, рассекая воздух и струи дождя своими мощными крыльями. Они не отличались от других таких же птиц, но горе тому хищнику, который попытался бы встать на их пути, и горе всем, кто соберется помешать их полету…

Впрочем, про мандрагору – легенда. А вот про виселицу – нет. Хотя за то время, что Андрей был у власти… что Антана была у власти! – не было ни одной публичной казни. Двух преступников казнили, да, – один был растлитель и убийца, долгое время насиловавший свою падчерицу и убивший жену, чтобы жениться на молоденькой «дочке», второй – грабитель, вырезавший семью купца.

Некоторое время назад, после мятежа, все камеры были забиты, но быстро освободились – кого повесили, кого отправили на принудительные работы (читай: на каторгу), а кого-то выпороли и отпустили. Теперь в камерах было почти пусто – не сезон, так сказать. Эти камеры использовались лишь для особо опасных преступников, «тяжеловесов». Воры, грабители, насильники и хулиганы располагались в другом крыле здания стражи, в общих камерах, ожидая скорого суда. В Балроне не принято было держать преступников по нескольку месяцев и кормить на дармовщинку помоями из требухи.

Стражник у двери погремел ключами и, взяв фонарь, сопроводил советника к камерам допроса, почтительно освещая ступеньки и предупреждая о порожке, споткнувшись о который знатный вельможа может упасть. Андрей вежливо поблагодарил, хотя никакого фонаря не было нужно – видел он в темноте лучше кошки.

Обитая железом дверь раскрылась без скрипа, и он оказался в большой комнате, где горел очаг, вделанный в стену. Андрей слегка порадовался распространяемому очагом сухому теплу и сел так, чтобы видеть, как горят поленья. В комнате находились Федор и первый инквизитор Акодим. А еще палач – невысокий мужчина с кудрявой седоватой головой – и Данеро, привязанный к высокому креслу, напоминающему электрический стул.

– Наконец-то! – проворчал Федор. – Ты где запропастился? И вообще, зачем ты меня сюда позвал? За компанию, что ли? Кто этот тип?

– Да, Андрей, кто этот тип? – прогудел Акодим, потирая огромные руки. – Ну и холодище здесь внизу, как на севере! Хоть вина бы горячего наливали, что ли.

– Налить вам, господин инквизитор? – оживился палач. – У меня есть! Вон чайничек греется – со специями, вкусно!

Акодим некоторое время боролся с искушением, потом махнул рукой – давай! – и палач с готовностью налил ему исходящей паром темной жидкости в глиняную кружку.