На пятый день путешествия, невдалеке от города Зальцбурга, нам явилось странное и загадочное видение. На горизонте, прямо перед нами, возникла гряда тяжелых облаков со многими серыми вкраплениями и пятнами более темного оттенка, а между ними и голубым небом лежала полоса совершенно белого цвета. Это зрелище глубоко встревожило нас и озадачило. Облака были неподвижны. Мы наблюдали часами, но ничто не менялось в этой картине. Позже, уже к вечеру, на закате, солнце озарило их. Облака чудно сияли и переливались, а временами, казалось, вспыхивали огнем!

Трудно выразить наше удивление, когда мы обнаружили, что заблуждались: это были вовсе не облака, а нагромождение скал. Это о них мы столько слышали в пути. А то, что мы принимали за белый небесный свод, оказалось снегом, что покрывал горные вершины.

II

Когда мы подошли ко входу в ущелье, что вело вглубь горной страны, смятение охватило нас: казалось, что это врата Ада. Позади осталась прекрасная земля, теперь мы готовились покинуть ее навсегда. Перед нами громоздились горы, теснины и сумрачные леса. Они угнетали взор и таили опасности. Укрепив сердца наши молитвой и шепча проклятья врагу рода человеческого, мы приготовились вынести все, что бы нам ни было суждено, и двинулись навстречу неведомому.

С великой осторожностью мы продвигались вперед. Вскоре путь нам преградили гигантские деревья. Их тяжелые кроны почти скрывали свет небес, сумрак сгустился, и холод пронизал нас. Звуки наших шагов, и голосов, когда у нас хватало смелости произнести хотя бы слово, возвращались к нам, отраженные скалами, теснившими тропу, по которой мы двигались. Но отзвуки эти были столь отчетливы, многократны и многоголосы, так причудливо искажены, что мы с трудом верили, будто это наши голоса и шаги, и, что нас не сопровождают орды невидимых существ, которые специально насмехаются над нами и устрашают нас.

Огромные мрачные птицы срывались со своих гнезд, кружили над вершинами скал и зловеще глядели на нас, бредущих внизу; грифы и вороны кричали такими дикими, злыми голосами, что кровь стыла в жилах. Мы молились, но молитвы и гимны, которые мы пели, не могли успокоить наши души; казалось, они только призывали новых птиц, и те эхом своих голосов еще сильнее устрашали и вносили смятение в наши сердца. Поразительно было видеть огромные деревья, вырванные с корнем и громоздившиеся на склонах холмов; сама мысль о могуществе стихий, совершивших это, приводила нас в содрогание. Временами тропа, по которой мы шли, жалась к самому краю обрыва. За ним, устрашая взор, зияла мрачная пропасть. Началась буря. Никогда не доводилось нам испытать ничего подобного: беспрестанно сверкавшие молнии почти ослепляли нас, а гром гремел с такой силой, что тысячекратно превосходил раскаты, слышанные доныне. Ужас окончательно подчинил наш разум, и каждую минуту мы со страхом ожидали, что сам дьявол обрушился на нас со скалы или свирепый горный медведь преградил нам путь. Но одни лишь олени да лисы изредка пересекали тропу. Страхи наши стали постепенно слабеть, и мы убедились, что святой Франциск — наш благословенный покровитель — не менее могущественен здесь, в горах, нежели в той прекрасной стране, которую мы покинули.

Долго мы шли и вот, наконец, достигли берега стремительного потока, чьи серебристые струи воистину радовали взор. В хрустально-чистой глубине мы разглядели благородных форелей, величиной ничуть не уступавших карпам в нашем монастырском пруду в Пассау. Даже в этих диких местах небеса не оставили своей заботой уставших путников!

У подножия величественных скал, покрытых лишайниками, раскинулся луг, на котором росли прекрасные небесно-синие и золотисто-желтые цветы.