Очччень полезное колечко. Надеваю его бегом на палец и гляжу, что там мне еще интересного досталось. А ничего интересного больше и не было. Так только, ширпотреб разный.

Подъезжая к деревне на этот раз, я не мог не порадоваться изменениям, которые появились благодаря моей же инициативе. Ограда и ворота были заменены на новые и более прочные. Над воротами появилась вывеска "Добро пожаловать!", а сразу за воротами, в пятидесяти шагах от них, высилась грозная сторожевая башня, которую окружал десяток ополченцев, с суровыми лицами.

Крестьяне тоже изменились. Они были всецело заняты возделыванием полей, и им было некогда, да и незачем, провожать нас с Хомяком голодными взглядами.

Староста встречал нас возле деревенской усадьбы и по совместительству местной управы, чуть ли не "хлеб-соль". Я прошелся по комнатам, удовлетворенно отметив, что царивший здесь прежде беспорядок архаичного уклада, был решительно вытеснен его полным порядком. Идеальный порядок был восстановлен даже в безнадежно запущенном кабинете. Бумаги были подняты с пола, разобраны и аккуратно водворены на свои места. Паутина вместе с мусором бесследно исчезли, а валявшийся прежде прямо посреди комнаты стул, был восстановлен на своем прежнем месте.

Я похвалил старосту за усердие и хозяйственность и распорядился приготовить мне ужин, ванную и спальню, потому что я собирался заночевать в деревне.

В качестве спальни, Мартын подобрал мне одну из самых лучших продезинфицированных комнат, напрочь лишенную пыли и какой-либо грязи. В комнате была большая кровать, и все остальные, необходимые, для хорошего отдыха, условия: свежий воздух, щедро приправленный сельскими ароматами, мягкий полумрак и тишина, иногда нарушаемая резкими криками ослов и других домашних животных.

Так как большая часть моего отряда была на перерождении, мне оставалось только мобилизовать для охраны моих жадин, которых я разместил прямо во дворе перед домом, и с чувством полностью выполненного долга, я удалился в комнату на покой.

Как ни пытался я поскорее добраться до кровати и моментально уснуть, у меня так ничего и не вышло. Я настолько устал от событий предыдущего дня, что от усталости меня начала мучить бессонница. Пытаясь уснуть, я ворочался на немилосердно скрипящей кровати до поздней ночи. Наконец, плюнув на свои добросовестные попытки уснуть я решил немного развлечь себя. Но развлечений в деревне было гораздо меньше, чем могло показаться на первый взгляд, и я, так и не найдя ничего лучше, включил "Творчество" и полез в инвентарь за "Нотной тетрадью".

Едва я успел подобрать первые ноты, моя спальня заполнилась будоражащим естество звуком часто перебираемых струн арфы, и приятно пахнущим дорогими духами, туманом. Туман вскоре рассеялся и оставил после себя приятный запах и стоящую посреди комнаты молодую красивую девушку, в каком-то греческом одеянии из тончайшей полупрозрачной ткани. Так как здороваться она, видимо, не спешила, я на правах гостеприимного хозяина решил прервать затянувшуюся, до подростковой неловкости, паузу:

— И ты, наверное, моя муза!

— Не совсем. Эвтерпа — муза лирической поэзии и музыки, в данный момент крайне занята и прислала вместо себя меня. Я у нее сейчас стажируюсь. Меня зовут Евраопа.

У Евраопы был крайне приятный голос, который хотелось слушать бесконечно. Но она не собиралась продолжать говорить дальше, и мне пришлось поддержать диалог. Против собственной воли, я как мне казалось, незаметно окинул ее с ног до головы заинтересованным взглядом, и спросил:

— И чем же мы с тобой будем заниматься, стажер Евраопа?

— Искусством! — от нее совсем не укрылся мой взгляд, который предательски задержался на ее едва прикрытых тканью прелестях, но она сделала вид, что ничего не заметила.