– Жаль, конечно, но так оно и было. Эти саксы, Бонелы, давно уж там поселились. Правда, со временем к иноземцам привыкаешь, но и только. Ближе они от этого не становятся. Этот манор как заноза в земле Кинллайта. Воткнулась глубоко, да, того и гляди, обломится – может, так и случится. С саксонской-то землей Малийли только краешком граничит.

– Вот оно что, – заинтересовался Кадфаэль. – Выходит, что Малийли – валлийская земля, хоть англичане и владеют ею уже три поколения кряду.

– Валлийская, как гора Сноудон! – воскликнул Рис, в котором воспоминания разожгли огонь патриотизма. – Все соседи валлийцы, да и большинство арендаторов в маноре – тоже. Я родился как раз к западу оттуда, неподалеку от прихода Лансилин – центра округа Кинллайт. Это валлийская земля испокон веков!

Валлийская земля! И она не перестала быть валлийской, оттого что какой-то Бонел в правление Вильгельма Рыжего сумел завладеть несколькими акрами, которые с тех пор сохраняют его потомки, пользуясь покровительством графа Честерского. "И почему, – досадовал Кадфаэль, – я раньше не разузнал, где находится этот манор, из-за которого столько мороки!"

– Но раз это в округе Кинллайт, то, стало быть, на эту землю распространяется юрисдикция валлийского суда, который судит по валлийским, а не по нормандским законам?

– Конечно! Там есть старый добрый общинный суд, как и положено в Уэльсе. Эти Бонелы и сами в свое время судились, знаешь, споры насчет межи и все такое. Им-то все одно – валлийский закон, нормандский – лишь бы дело выгорело. Но наш народ предпочитает исконный обычай, когда спор решают опросом свидетелей из соседей. Да, наш закон – самый справедливый, – воодушевленно заключил брат Рис, кивая седой головой. – Только с чего это ты заговорил о судах да законах, брат, или сам собрался иск подавать? – Старик захихикал, довольный своей шуткой.

– Я-то нет, – ответил, поднимаясь, Кадфаэль, – но один мой знакомый, похоже, об этом подумывает.

Занятый своими мыслями, Кадфаэль вышел во двор, где его ослепило неожиданно яркое зимнее солнце. И, как ни странно, именно в этот миг на него наконец снизошло озарение.

Кадфаэль поднялся вверх по склону, миновал двор Мартина Белкота, не кинув на него и взгляда, и проехал на своем муле дальше в город. Путь его лежал на северо-запад, через мост, ведущий в сторону Уэльса. Переехав мост, монах поднялся на вершину холма, увенчанную высоким крестом. Отсюда дорога спускалась по пологому склону, а затем снова вела наверх, к воротам замка.

С тех пор как после летней осады в замке был размещен гарнизон короля Стефана, цитадели ничто не угрожало, и, хотя у ворот была выставлена стража, караульные держались миролюбиво и довольно беспечно. Подъехав поближе, Кадфаэль спешился и повел мула под уздцы по мощеной дорожке к крепостным воротам. Караульный дружелюбно встретил монаха.

– Доброе утро, брат! Что тебе нужно?

– Мне надо поговорить с Хью Берингаром из Мэзбери. Передай ему, что пришел брат Кадфаэль, и, думаю, он выкроит для меня минутку-другую.

– Не повезло тебе, брат. Хью Берингара сейчас в замке нет, и навряд ли он вернется до темноты. Он отправился вниз по реке, что-то там ищет вместе с лодочником Мадогом, тем самым, что утопленников вылавливает.

Услышанное вызвало у Кадфаэля противоречивые чувства: с одной стороны, его порадовало, что Хью так живо откликнулся на его просьбу, с другой – огорчило то, что им не удастся встретиться. Наверное, подумал монах, лучше было бы оставить склянку у брата Марка, тот бы мог, не застав Берингара, прийти в другой раз. В ком-ком, а в Берингаре Кадфаэль не сомневался, а вот возможность разминуться с ним следовало бы предусмотреть.