Машина остановилась перед автошлагбаумом. Одноколейка тонула в черном невидимом лесу. Хлопнула дверца. Кто-то грузно прыгнул на мокрую землю. Еще раз хлопнула дверца. Эсэсовцы перекинулись несколькими фразами, и стало тихо. Потом вспыхнул фонарик. Световой круг, ослепляя, пробежал по лицам.

— Все в порядке? — хрипло спросил Вурст.

— В порядке, — отозвался Шерра.

Лязгнули цепи, и задний борт отвалился. Потом звякнул ключ и со скрежетом поползла задвижка. Вурст открыл клетку. Люди замерли и насторожились.

— Живо! В колонну по четыре! Живо!

Заключенные прыгали на скользкую упругую землю, ничего не видя, прямо на слепящий свет.

— Смирно!

Орднунгдинст Коппенблут проверил людей и выровнял шеренги. Карстнер уловил запах сигаретного дыма. Ноздри его затрепетали. Красный огонек дрогнул и, рванувшись в темноту, описал параболу. Карстнер заметил место, куда упал окурок. Но поднять его не пришлось. Люди побрели вдоль одноколейки.

— Живей!

Они пошли быстрее, но стали чаще спотыкаться. Когда кто-нибудь падал, все останавливались, и Коппенблут пускал в ход дубинку. Но не сильно, а так, для отвода глаз. Зато ругался громко и преувеличенно энергично.

Шли минут сорок. Впереди загорелся огонек. Три раза мигнул и погас. Шерра приказал остановиться и пошел на огонь. Через некоторое время он вернулся и велел идти дальше. Карстнер смотрел себе под ноги, но ничего не мог различить. Он боялся поднять голову — ему почему-то казалось, что он тогда неминуемо споткнется и упадет. Когда команда остановилась, он огляделся.

На деревьях висели светильники. Лампочки тускло освещали большую поляну и медленный дождь над ней. Мокрым блеском отливали буксы четырех товарных вагонов. От светильников тянулись провода в резиновой изоляции. Точно лианы, опутывали они сосновые стволы и пропадали где-то в черноте невидимого леса. Очевидно, в лесу стояла передвижная электростанция. Одноколейка обрывалась прямо на поляне. Отцепленные вагоны стояли почти у самого конца полотна. Несколько поодаль пыхтела автомотрисса, возле которой покуривали двое эсэсовцев в мокро блестевших резиновых плащах.

Шерра и Вурст подошли к эсэсовцам. До Карстнера долетел смех. Потом они подозвали к себе Туфолку. Вытянувшись в струнку, он замер в четырех шагах от автомотриссы. И по тому, как время от времени вздрагивала его грудь, Карстнер понял, что Туфолка откликается на указания начальства бравым «Jawohl!». Шелест дождя гасил звуки. Веки сделались тяжелыми. Хотелось спать.

Вернулся Туфолка и начал разбивать команду на бригады. Карстнер вместе с пятью другими хефтлинками должен был разгрузить вагон. Второй слева.

— Понятно? — спросил Туфолка.

— Так точно! — ответил Карстнер.

Где-то забухали зенитки. Завыла сирена. В небе скрестились чахлые ходули прожекторов.

— Стой! Назад! — заорал Шерра.

Команда вновь выстроилась в шеренги по четыре.

Шерра велел всем лечь лицом вниз.

— Если хоть одна сволочь шевельнется, перестреляем всех. Стрелять будем без предупреждения, — услышал над собой Карстнер тихий, спокойный голос.

Холодные капли неторопливо долбили затылок. Когда промокла вся спина, Карстнер перестал чувствовать отдельные капли.

Над ним гудели самолеты. Разрывы зенитных снарядов больно отдавались в барабанных перепонках. Тарахтели крупнокалиберные пулеметы. Земля пахла прелой хвоей.

Потом послышался свист.