- Почему вы хотели сделать ей укол? - пристала ко мне Гильда, заслонив вход в дежурную комнату

и по-мужски скрестив руки на груди. - Решили убить, да?

- Но... - не подымая глаз от пола, растерянно пробормотала я, - ведь она все равно обречена. Такая смерть более милосердна.

- Если даже точно известно, что человек умрет, убивать его никто не имеет права. Бога вы не боитесь, вот что! Не верите в его кару...

И Гильда крепко стукнула кулаком по столу. От ее блузки шел аромат душистого мыла, которого и в помине не было у нас, японцев. Таким мылом Гильда стирала белье больных из общей палаты. Мне почему-то стало смешно. Может, из-за этой стирки рука Гильды, которой она ударила по столу, казалась жесткой, как деревяшка? Наверное, из-за стирки. Я никогда не думала, что у белых такая некрасивая кожа. Один этот бледный золотистый пушок чего стоит! Сначала мне было смешно, а потом просто надоело ее слушать. Грозный, как бой барабана, рокот ночного моря снова послышался мне.

В эту ночь было мое дежурство. Когда на рассвете я вышла йз больницы и направилась домой, мне неожиданно встретился Асаи, разгуливавший по двору.

- Ну как операция, сэнсэй?

- Кто это? Кто?.. А, это ты?.. - запинаясь, протянул он. *

Как же упился этот щеголь! Даже очки сползли с носа.

- Убили.

- Убили?

- От родных пока скрываем. Да, руки у старика уже не те! Теперь профессор Кэндо запросто его побьет. И на моей карьере, кажется, надо поставить крест...

Асаи пошатнулся, оперся на мое плечо и дохнул на меня винным перегаром.

- Где живешь-то? Пойдем, провожу.

- Тут, рядом.

- А к тебе можно?

Асаи заночевал у меня. Мне было все равно.

- Ты, оказывается, держишь собаку. Гильда тоже держит. Н-да, Гильда... Что, она и сегодня тут командовала?

- Сэнсэй, вы же ее так уважаете...

- Какое там! Просто думаю разок переспать с белой бабой.

- Интересно, как профессор с ней держится?

- Н-да, она, верно, бешеная. Все эти святые блон-диночки такие... А бедрами как виляет, обрати внимание. Послушай, а что ты не соблазнишь нашего старика? Наставила бы рога этой Гильде...

Ни радости, ни волнения не испытывала я от ласк Асаи. Когда он обнимал меня, я, закрыв глаза, думала о том, как профессор рассказывает Гильде о смерти больной на операционном столе. Я вспоминала белые руки, покрытые пушком, запах мыла и испытывала злорадство.

Встретившись на следующий день в лаборатории с Асаи, я удивилась той холодной невозмутимости, с какой он окликнул меня.

- Что ты хотела сделать больной из общей палаты?

- Из общей палаты?

- Да, у которой возник спонтанный пневмоторакс. Сейчас звонила Гильда, требует, чтобы тебя уволили.

- Я только... как вы сказали.

- Я ничего тебе не говорил!

Я посмотрела на него в упор, и он, блеснув очками, отвел глаза. А ведь минувшей ночью этот мужчина мучил меня своими настойчивыми ласками!

- Значит, меня уволят?

- Никто тебе этого не говорит. - Лицо Асаи растянулось в его обычной притворной улыбке. - Но фрау Гильда может поднять скандал. Не лучше ли тебе с месяцок отдохнуть от работы? Как ты думаешь? Я за это время все улажу.

Вернувшись вечером домой, я не нашла Масу. Спросила' хозяина, он лишь покачал головой. В последние месяцы все так изголодались, что даже собак

стали есть. Видно, кто-то без меня и увел Масу... Устроившись на пороге, я с полчаса сидела молча. «А, будь что будет! Наплевать!» - подумала я. Асаи, конечно, тоже хорош, но сейчас я люто ненавидела Гильду, посмевшую позвонить и потребовать моего увольнения. Эта немка даже не замечает, насколько тяготят больных ее посещения. Кривляется, святоша! Ну и пусть, пусть она и мать и святая, а я урод, калека, уличная девка! Мне все равно, даже Масу бросила меня и убежала куда-то.

Тягостно было целый месяц не ходить в больницу и сидеть дома.