Я поворачиваюсь к морю и смотрю на побережье. Поначалу не вижу ничего необычного: ряд изрезанных бухт, между ними полоски песчаного берега, белая линия прибоя, кружащая в воздухе стая темных птиц. Однако потом я замечаю далеко на побережье нечто привлекающее мое внимание. Два длинных узких мыса, похожие на кривые пальцы, большой и указательный, и в широком заливе между ними море яростно вспенивается, как будто кипит. В центре этого водоворота, однако, все спокойно. Вот оно! Харибда! Этот водоворот!

Чтобы добраться туда по суше, уйдет много дней, по морю быстрее. Я торопливо спускаюсь с горы, возвращаюсь к своему острову и перерезаю канат, связывающий его с берегом. Он тут же срастается снова. Какое-то недоброе воздействие сводит на нет мою силу. Я разрезаю; половинки троса воссоединяются. Я разрезаю; он восстанавливается. Снова, снова и снова. В раздражении я велю трещине пронзить остров от края до края в том месте, где укоренился трос; весь сегмент, окружающий якорь, выламывается и застревает в гавани, а оставшаяся часть острова дрейфует в открытое море.

Процесс раскола по инерции продолжается дальше. Остров идет трещинами, словно льдина, распадается на большие куски, которые уносит прочь море. Я отчаянно перепрыгиваю через быстро расширяющиеся расселины, все время держась самого большого фрагмента и стараясь восстановить свой плавучий дом. Потом до меня доходит, что от острова не осталось ничего хоть сколько-нибудь значительного, только беспрерывно уменьшающийся кусок коралловой скалы. Сейчас мой остров размером не больше десяти квадратных метров. Нет, пяти. Меньше пяти. Все. Не осталось ничего.

Я всегда боялся океана. Огромная чаша холодной воды, резонирующая грозными рокочущими звуками, кишащая водорослями, населенная зубастыми чудищами — она терзает мою душу, высасывает силы, наполняет себя мною. Конечно, это северное море — то, которое я знал и терпеть не мог, тусклый, грязный Атлантический океан, вкрадчиво лижущий побережье Массачусетса. Черная скалистая береговая линия, непостижимое таинство воды, полоса утреннего мусора, загромождающего скудные песчаные бухточки, повсюду ползают крабы и какие-то более мелкие создания. Плывя, я представлял себе хищных морских животных, обнюхивающих мои болтающиеся ноги. Я с отвращением вглядывался в этот подводный мир — мерцающий, суетящийся, волосатый, с клешнями, в эту фантасмагорию из мерзких волокнистых нитей и попискивающих тварей. И больше всего я боялся медленного, ленивого шевеления гигантского спрута, неторопливо протягивающего свои огромные щупальца к судам на поверхности. И вот теперь я плыву по глади моря. Лицо Эйприл в небе улыбается. Лицо Ирэн подмигивает мне.

Меня притягивает к водовороту. Плыть нет смысла, вода сама целенаправленно несет меня туда, куда нужно. И все же я плыву гребок за гребком, не желая поддаваться воздействии} моря. В поле зрения появляется первый мыс. Я плыву все более энергично. Я не позволю водовороту захватить меня; я должен отдаться ему добровольно.

Теперь я плаваю кругами во внешних слоях Харибды. Это и есть место, через которое высасывается душа: я вижу мертвенно-бледное лицо Эйприл, похожее на опустошенную пластиковую маску. Оно нависает над водой, оно притягивается вниз, подбородком вперед погружается в центр водоворота, исчезает, снова появляется, снова уходит вниз — бесконечный цикл погружения-исчезновения и возвращения-возрождения. Я должен последовать за ней.

Сейчас нет смысла делать вид, что плывешь. Можно просто прижать руки и ноги к телу, прекратить сопротивление и, прорезая водоворот, опускаться все ниже и ниже, пока не достигнешь сердцевины воронки, а потом — фьюить! — последний спуск. Я лечу вниз. Падение продолжается целую вечность. «Он будто бы летел С утра до полдня и с полдня до заката…» Захваченный кружением огромной всасывающей воронки, я лечу сквозь полое сердце водоворота и вдруг оказываюсь в области холодной, спокойной воды, гораздо ниже поверхности моря.