– Я не стреляла, – всхлипывая, прошептала Ксения. И забубнила, как молитву на одной ноте:. – Я не убивала... Боже мой, боже мой... Этого не может быть... Он же был жив... Но подумают на меня... Вы им скажете...

– Пока я никому не сказал, – вырвалось у Бельмаса.

Ее отчаяние было слишком очевидным, чтобы спокойно наблюдать. В конце концов, может, у нее действительно сложились обстоятельства таким образом, что другого выхода не виделось.

– Не сказали? – оживилась она. А затем, словно у нее внутри стоит переключатель, вдруг насторожилась. – Почему? Почему вы не сказали? Будут думать на вас...

– А никто не знает, что я там был.

– Не знает... – повторила Ксения, посмотрев на него с жалостью. – Узнают. Они все узнают. И что вы были там, и что я была...

– Как, простите? – усмехнулся Бельмас.

– Там везде камеры.

– То есть? – невольно съежился он.

– Камеры фиксируют, кто входит и выходит.

Он успокоился.

– Значит, они зафиксировали убийцу и вам нечего бояться, если вы сказали мне правду, будто не стреляли.

– Нет. Камеры находятся с внешней стороны, а также сканируют входы внутри. Андрей Тимофеевич не стал устанавливать видеонаблюдение в самом офисе – он слишком жаден был! – хотя многие бизнесмены у себя в офисах установили.

Он поскреб лоб пальцами и чуть не выкрикнул: будь прокляты все изобретатели мира! Камеры... Значит, его фотокарточка вскоре будет у следаков на столе? Одно дело, когда он должен был прийти за деньгами, а не пришел, и попробуй докажи, что он там был. Другое дело – приходил, что подтверждено документально. Пардон, визуально. И приходил с двумя мальчиками, с которыми на «курорте» парился и к тому же подружился. Плохо, очень плохо. Нет, это не плохо, а хуже некуда! Бельмас достал пачку сигарет, закурил.

– Вы-то чего испугались? – уже надменно заговорила Ксения. – Не вы же убили Андрея Тимофеевича и его шавку, а я. Вам-то бояться нечего. Так ведь?

Ничего себе тон! Вызывающий. Быстро она пришла в себя. А что означает такая смена ее настроений? У дамочки есть некий козырь?

– А почему вы к нему пришли? – осведомился Бельмас. Интересно, что она будет врать.

– Сказать, что он негодяй и что я подам заявление в прокуратуру.

– Сказали?

– Разумеется. А то он думал, ему все с рук сойдет!

– Чем же провинился Андрюша?

– Выманил у меня деньги. Мы оба должны были вложить деньги в производство макарон – фактически купить макаронный цех у одного не очень удачливого предпринимателя. Цех остановился, потому что им надо было заниматься и отвоевывать рынок. Мое участие ограничивалось вложением денег, Андрея Тимофеевича, в общем-то, тоже. Руководить предприятием должен был бывший заместитель. Мы подписали договор, я перечислила деньги на счет Андрея Тимофеевича. Гринько лгал мне, будто бы продукцию не пустили на рынок, инспекции нашли множество нарушений и так далее. Он тянул время! А на самом деле Гринько сам купил цех, без оформления долевого участия, мои деньги он попросту прикарманил. Для кого-то два миллиона мелочи, для меня же огромная сумма. Я отказывала себе во всем, работала сутками, а какой-то мерзавец решил присвоить мои деньги!

– Почему вы мне рассказываете все эти тонкости?

– Потому что мы с вами в равных условиях. Я ушла, когда Гринько был жив, вы пришли, если вам верить, когда он уже был мертв. Значит, его убили в этом временном промежутке, но получается – мы с вами подозреваемые.