Когда я узнаю все, что захочу, я вполне могу передать останки Войцеха Шкупки Службе Имперской Безопасности. Учитывая, что поляка знал Василий Владимирович после войны, у наших специалистов наверняка есть к новатору свои вопросы.

Легостаева отошла в сторону кресла, но садиться в него не стала. Взгляд Варвары Константиновны прикипел к моим узорам на полу.

— Вы прекрасно справляетесь, Иван Владимирович, — заметила она, когда я взял небольшую паузу, чтобы размять затекшие кисти.

Я поднял бровь.

— Хотите сказать, раньше у меня получалось хуже? — уточнил я, отряхивая руки.

Некромантка чуть фыркнула.

— В плане знаний вы всегда были потрясающи, — признала она, чуть наклонив голову. — Но я помню, как вы работали прежде. Вы набили руку, и это заметно.

Ну да, учитывая, как редко мы работали вместе, разница должна быть заметна. Варвара Константиновна, по сути, видела меня только сразу после пробуждения. За минувшие месяцы я действительно поднаторел в подготовке. Тело привыкло, хотя порой и было непросто проводить особо сложные магические ритуалы.

— Да, опыта у меня в последнее время хоть отбавляй, — с усмешкой ответил я, делая глоток из чашки с кофе. — Ладно, отдохнули, теперь продолжим.

Закончил я еще через четверть часа. Варвара Константиновна оставалась в стороне, у нее роль наблюдателя и, как она сама считает, подстраховки — на тот случай, если что-то пойдет не так.

Однако я не зря так долго возился. По сложности подготовленный ритуал ничуть не уступал тому, что я провел в госпитале. Вот только у этого были и правильные ингредиенты, и все элементы направлены лишь в магию смерти.

Я собирался заглянуть не только в поверхностную память, а черпать до самых возможных глубин. При обычном применении чар такого уровня от телесной оболочки остается только прах. Высшая магия смерти, если говорить местной терминологией.

— Готово, я приступаю, — объявил я, запуская ритуал.

Фиолетовый огонь поднялся от пола, взмыл к потолку. Легостаева чуть дернулась в кресле, на ее лице застыло удивление — явно Варвара Константиновна не ожидала подобной иллюминации. Однако вмешиваться она не спешила.

А я обернулся к кубу меда, стоящему в центре сложного рисунка.

— Твое имя? — спросил я.

— Войцех Шкупка, — раздался сильный мужской голос, тут же отразившийся эхом от стен.

Я бросил взгляд на Легостаеву.

Полагаю, она ожидала, что я стану избавлять останки от меда, чтобы заставить его говорить. Но я был уверен, что Окунев специально передал мне голову поляка в таком виде, чтобы посмотреть, как я справлюсь. Ведь существовал неиллюзорный риск повредить плоть, и тогда никакая некромантия просто не сработала бы.

— Ты знаешь, кто я?

— Моров Иван Владимирович, — ответил голос мертвеца. — Русский дворянин.

Еще одна особенность моего ритуала — остатки личности и минимальная способность к выстраиванию коммуникаций. Это не обычный мертвец, с которым нужно разговаривать либо в формате «да» или «нет». Практически имитация мыслительного процесса — пока я не закончу ритуал, контекст разговора Войцеху будет понятен и не выветрится из его памяти.

Разумеется, я подозревал, что Шкупка — всего лишь исполнитель. Возможно, инициативный, подошедший к заказу со всей душой на фоне русофобии, которой страдали многие его соплеменники. Однако в то, что новатор устроил всю интригу самостоятельно, мне не верилось.

Да и алый шторм, поглотивший служанку, тоже намекал, что здесь не все так гладко. Талантливый артефактор и маг крови работают в тандеме, это я еще могу представить.