Дурак, конечно. Нашел чего не бояться. Ядерной войны я тоже не боюсь.

А чего должен бояться русский морпех? Ну, без вопросов: очередного перекраивания штатов родной части. После которого он, морпех, останется без должности и получит от любимого флота под зад коленом.

Вот на эти страхи и закладывай лихо болт по пьянке!

Глава 3. Подземелье

Остров Сокотра

Индийский океан, Аденский залив

Вход в подземелье нашелся за каменной выгородкой позади скелетов. (Я так понял, когда поостыл, что их туда повесили специально, чтобы нервных граждан от этого входа сразу отваживать.)

Мы спустились по высоким источающим холод ступеням вниз, присвечивая себе невидимым для простых смертных светом инфракрасных фонарей.

А поскольку ступали мы совершенно бесшумно, как учили, то наше явление для спящих страдальцев-морячков с борта «Вавилова» было сродни нашествию злобных демонов ночи.

Один даже с испугу закричал. Причем не классическое «помогите!» и не героическое «русские не сдаются!», а нечто длинное и непечатное.

Ай-яй-яй, совсем политморсос у ребят просел…

Чтобы поднять этот самый политморсос, я включил обычный желтый фонарь и подсветил им свое честное русское лицо. К слову, гладко выбритое.

– Меня зовут Сергей Щукин. Я старший лейтенант морской пехоты Черноморского флота. Мы пришли сюда специально за вами. Раненые есть?

Всё это я сказал очень тихо, почти шепотом.

– Да, двое, – ответил седой усатый мужчина лет пятидесяти пяти из темноты, щурясь встречь лучу фонарика. – Я капитан.

Что характерно, капитан отвечал в полный голос. То ли был твердо уверен, что пираты нас не услышат, то ли сам факт нашего появления в подземелье воспринял как указание на то, что пиратов мы всех перебили.

– Идти могут?

– С нашей помощью… Кажется, какая-то инфекционная дрянь.

– Значит, это не раненые, а больные, – сказал я.

– Да какая, к черту, разница, – устало огрызнулся капитан. Было видно, что они нас, мягко скажем, заждались. А поэтому радоваться нашему появлению у них уже не осталось сил.

Я на сердитого капитана не пенял. Окажись я в его шкуре, я тоже вряд ли предстал бы перед спасателями Сахаром Медовичем.

От меня требовалось задать последний принципиально важный вопрос, и можно было начинать вывод заложников на свет божий.

– Весь экипаж сухогруза здесь? – спросил я. – Или кого-то пираты содержат отдельно?

– Все, кроме доктора. Тот, кажется, смог сбежать… О его судьбе мы ничего не знаем, – сказал капитан.

– С его судьбой все норм, – усмехнулся я. – Собственно, это он нас к вам и привел.

– Ну, слава богу! А то мы уж всякое думали…

Я обвел фонариком всё помещение. На меня смотрели изможденные, грязные, небритые люди. Но глаза на их лицах были живыми, исполненными света и надежды, и какими-то, что ли… родными.

Есть моменты в нашей профессии, ради которых стоит ею заниматься.

Этот был одним из таких.

Проблемы начались, когда первая гражданская физиономия показалась в дверном проеме квадратной башни.

И проблемы очень серьезные.

Южная финиковая роща – доселе элегически безмолвная и подчеркнуто торжественная в серебристом звездном свете – взорвалась адским огнем.

Ливень пуль обрушился на древние камни башни, высекая яркие искры и порождая опасные рикошеты.

Закричал раненый ефрейтор Гладкий. Скрючился от боли старпом «Вавилова» – пуля пробила ему бок.

Бойцы Ачасоева сразу же ответили.