- Твоя бабушка такая... Она очень красивый человек! И вся твоя семья.., все вы кажетесь такими настоящими! И я действительно очень благодарна за то, что вы позволили мне побыть здесь, с вами.

     Она остановилась, и Грет тоже была вынуждена остановиться.

     - Помнишь, ты говорила за ланчем о том, что твой дед был знаменитым?

     Грет кивнула.

     - Когда я предложила профессору Нейбу поехать и побеседовать с семьей декана Инмана.., ну, просто, может быть, собрать кое-какие дополнительные сведения, которые еще не стали достоянием общественности, некоторые неизвестные, внутрисемейные мнения о том, как сочетались педагогические теории и воззрения профессора Инмана и его реальная жизнь в семье, - и знаешь, что он сказал? Он сказал: "Но они же совершенно неинтересные люди!"

     Девушки двинулись дальше.

     - Это забавно, - сказала Грет и усмехнулась. Потом нагнулась и подняла черный камешек. Это был, конечно, кусочек базальта; на всей этой длинной полосе побережья попадался только базальт и ничего больше; его приносило сюда течением от целой гряды колумбийских вулканов, или же со дна океана поднимались обломки базальтовых скал - прочного основания, огромных тяжелых подушек, на которых покоится вся эта масса воды. Кое-где базальт прорывался наружу. На один из таких выступов сейчас как раз карабкались мать и отец Грет.

     - Что ты нашла? - спросила Сью с несколько излишней заинтересованностью, в которой чувствовалось, что внутренне она все еще напряжена как струна.

     Грет показала ей невыразительный черный камешек и зашвырнула его подальше в воду.

     - КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ВАЖЕН! - сказала вдруг Сью. - Это я осознала только минувшим летом.

     Не эту ли истину хриплый голос матери, задыхающейся от страданий, сообщил ей перед самым концом?

     Грет не поверила. Никто не важен! Однако сказать это вслух она не решилась. Сейчас это прозвучало бы безжалостно и просто глупо, как слова этого дурака - профессора Нейба. Но ведь тот камешек действительно совершенно неважен, и она, Грет, тоже, и Сью... И даже это море. Важна не цель. А вещи не имеют табели о рангах.

     - Хочешь подняться вон туда, на Бретон-Хэд? Там есть тропинка.

     Сью посмотрела на часы.

     - Я не хочу заставлять твою бабушку ждать, когда она проснется. Я лучше пойду назад. Я могла бы слушать ее рассказы вечно. Она просто удивительная! - Она явно хотела сказать: "Повезло тебе!" И действительно сказала.

     - Да, - согласилась Грет. - Только один грек - по-моему, это был какой-то грек - сказал: не говори этого никому, пока тот человек не умрет. - Она громка крикнула:

     - Мам! Пап! Эй! - И помахала им, чтобы дать понять, что они со Сью возвращаются назад. Маленькие фигурки на огромных черных базальтовых скалах закивали и замахали руками, и до Грет донесся голос матери, которая тоже что-то кричала, и голос ее был похож на голос коршуна или чайки, потому что волны топили в себе все согласные, а заодно - и весь смысл сказанного.

     Над болотами с карканьем кружили вороны. Это был единственный звук, кроме звуков моря, через открытое окно заполнявших весь дом сверху донизу - подобно тому, как раковина всегда полна шума морских волн; только это нечто иное: это шумит твоя кровь, струящаяся в жилах, во всяким случае, так говорят; но почему шум моря ты можешь услышать в раковине, но никогда - в приложенной к уху "чашечкой" ладони?

     Если приложить к уху кофейную чашку, звук получается примерно такой же, как в раковине, но гораздо слабее, и в нем не слышны то затихающие, то становящиеся громче звуки прибоя.