Они двигались в такт, растворившись друг в друге, погруженные в наслаждение, пока зарождающийся внутри ураган чувств, мягкий и долгожданный, не разразился вскриками и шепотом. Он почувствовал, что она достигла пика удовольствия, и мягкие сокращения ее лона оросили его желанной влагой, заставив и его излиться в сладком мучительном порыве.

Она тихонько вздохнула, уткнувшись лицом ему в шею.

Он выдохнул, зарывшись в ее волосы:

— Мэгги…

— Любимый. — Она положила руку ему на грудь. — Мой любимый.

Он переплел ее пальцы со своими и поднес их к губам, а потом к сердцу.

Прижавшись друг к другу, усталые и умиротворенные, они медленно погрузились в сон.

* * *

Проснулась Маргред от ощущения полного счастья. Солнечные лучи падали на ее лицо, касаясь щек и ресниц. Что-то теплое и тяжелое лежало поверх одеяла. Она улыбнулась и вытянула ногу.

Но это был не Калеб.

Она открыла глаза.

Полностью одетый, он сидел на краешке кровати. А перед ним бесформенным тюком лежала котиковая шкура Гвинет.

Маргред почувствовала, как по коже у нее пробежал холодок, который не имел ничего общего с открытым окном.

— Что это такое?

— Она твоя.

Маргред села на постели.

— Нет, она не моя.

— Гвинет мертва, — негромко сказал Калеб. — Ты говорила, что возьмешь ее шкуру, если она попадет к тебе. Как подарок.

— Да, но…

— Ну вот, я дарю ее тебе. — Калеб не сводил с нее глаз. Его руки, чтобы скрыть сотрясавшую их дрожь, зарылись в густой мех. — Бери ее.

Маргред, не веря своим глазам, смотрела на него. Любимый, благородный, сводящий с ума своей недогадливостью мужчина!

— Она мне не нужна. Калеб, когда я увидела тебя под водой…

Медленно колышущегося над самым дном, в цепях, растратившего всю силу, лишившегося остатков воздуха, с восковой кожей…

— Я подумала, что ты умер. — Голос ее сорвался, а из глаз брызнули слезы, обильные, настоящие, человеческие слезы. Она нетерпеливо смахнула их. — И тогда я поняла, что не хочу жить без тебя.

Суровая складка его губ разгладилась.

— И не надо. Я всегда буду здесь. Я буду любить тебя до тех пор, пока жив. До тех пор, пока ты позволишь мне.

Она заглянула ему в глаза.

— И тебе этого будет достаточно?

Калеб едва слышно вздохнул.

— Мне придется смириться с этим. Я не такой, как мой отец, Мэгги Я не хочу изменять тебя. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Она протянула над шкурой руку и накрыла его ладонь.

— Тогда у нас возникла проблема, — заметила она. — Я не такая… какой была раньше.

— Красивая? Бесстрашная? Заботливая? Энергичная и остроумная?

Она была тронута тем, что он разглядел в ней такие черты. Но сейчас она не напрашивалась на комплименты. Она должна была заставить его понять.

— Я уже не селки. У меня больше нет силы морского народа.

Калеб настороженно прищурился.

— Но ведь ты же связала Тана.

На лице у нее отразилась растерянность.

— Я… да.

— И еще ты призвала дельфинов.

При этом воспоминании Мэгги улыбнулась.

— А ведь правда.

— Быть селки — это не просто носить шкуру. Это нечто более глубокое. Это что-то внутри тебя.

— Ты стала другой, Мэгги. Восхитительной. Таинственной Волшебной. — Он, продолжая держать ее руку в своей, не отводил взгляда от ее лица.