— Мы отправимся вместе, — с живостью сказал Пьер.

— Благодарю, но я отправлюсь один, так будет гораздо лучше, один человек всегда может спрятаться, двое же рискуют попасть в засаду.

— Как хочешь, друг.

— Ну как, решено, дядюшка?

— Да, решено, Филипп, ей-Богу, ты настоящий молодец! Теперь мне жаль, что я сердился на тебя.

— Ба-а! Забудьте об этом, дядюшка, я уж и сам не помню.

— Решено, послезавтра.

— Непременно.

— Только не дай себя убить.

— Не так я глуп! Испанцы меня не увидят.

— Что мы будем делать теперь?

— Уйдем. Становится поздно, и вам надо отдохнуть.

— Итак, ты предлагаешь мне гостеприимство, Пьер?

— Еще бы! Хорош бы я был в ином случае!

Пьер подозвал трактирщика, расплатился, и все трое встали, чтобы уйти. В ту минуту, когда они дошли до дверей, молния прорезала темноту, и страшный удар грома сотряс стекла.

— Ого!.. Это еще что такое? — спросил д'Ожерон.

— Начинается ураган, — ответил Пьер, — он собирается уже два дня. Я жалею о судах, которые пытаются пристать к берегу в подобную бурю.

— Ш-ш! — остановился вдруг Филипп, с живостью наклонив голову вперед. — Вы слышали?

— Что такое? — спросили они.

— Пушка!

— Как пушка? — вскричали они с беспокойством.

— Слушайте! Слушайте!..

Все прислушались. Прошло несколько секунд, потом дважды раздался слабый звук, в происхождении которого опытные моряки не могли ошибиться.

— Это пушка! — вскричали они.

— Погибает судно!

— Да, да, — сказал д'Ожерон, печально качая головой, — это сигнальная пушка: ветер гонит судно к берегу, и на нем знают, что погибли, но кто попытается помочь им в такую бурю?

— Я, если не найдется никого другого! — благородно вскричал Филипп.

— Мы! — повторил Пьер, спокойно снимая свое красивое вышитое платье и старательно складывая его, чтобы не испортить.

— Да вы с ума сошли, друзья мои, — увещевал их д'Ожерон, — вы двадцать раз утонете, прежде чем доберетесь до этого судна. Притом, откуда вы знаете, что это наш корабль? Это, верно, какой-нибудь испанский галион, которого прибило к берегу.

— Тем лучше, дядюшка! — весело заметил Филипп.

— Тем лучше?! Почему?

— Потому что мы его захватим, — ответил Филипп, смеясь.

Д'Ожерон, загнанный в тупик этим ответом, опустил голову, сложил руки на груди и пожал плечами. Такая смелость превосходила все, что он видел до сих пор.

— Ах, как я сожалею в эту минуту о Питриане! — воскликнул Пьер.

— Почему же, сударь? — спросил работник, внезапно появляясь в дверях.

— А! Ты здесь, мой милый? Добро пожаловать; ты, верно, колдун.

— Никак нет, но я догадывался, что буду здесь нужен, и пришел.

— И правильно сделал. С тобой и моим приятелем Филиппом, я уверен, мы преуспеем.

— Кто в этом сомневается! — просто ответил Питриан, даже не спрашивая, о чем идет речь.

— Скорее! — вскричал Филипп. — Найдем лодку.

— Это не так трудно, — весело отозвался Пьер.

Все трое, оставив д'Ожерона в дверях гостиницы, бегом бросились к берегу.

Тогда стало легко определить в ехавшем молодого человека лет двадцати двух, с тонкими и благородными чертами лица; его высокий лоб, черные глаза, насмешливый рот с небольшими темно-каштановыми усами придавали его овальному лицу выражение гордости, презрения и некоторой жестокости; он был высок и строен, манеры имел чрезвычайно изящные и непринужденные.