– Но до рассвета мы бы отсюда не ушли.
– Почему?
– По преданиям, иногда на рассвете на землю выходил новый герцог, а иногда волны выносили труп, – честно ответила женщина. – Как повезет.
Луис передернулся.
– Повезет, это верно.
– Она просто утащила вас? – уточнила Алаис.
– Нет. Не просто…
Луис замолчал.
Как описать это жуткое чувство?
Когда есть ты, есть громадная (ну, не такая уж большая, но у страха глаза велики) хищница, которая в любой момент может сожрать тебя, и есть море, которое для нее родная стихия. А для тебя?
Для тебя, не так, чтобы родная.
Тавальенцы не любили моря, но в Луисе, видимо, кровь заговорила громко. Он еще в детстве удирал из дома, чтобы где-нибудь искупаться. Мать волновалась, но Эттану ничего не говорила, теперь Луис понимал, почему. Наверное, отец так и не узнал об этой тайне.
Сколько он ни старался сломать Луиса, превратив его в свое подобие, но море…
Ах, это безудержное, бездонное, безграничное, восхитительное…
Как ни назови, но море было для Луиса тем, что всегда останется в его жизни. Можно запретить мальчику бегать на море, но сделать что-то морю Эттан Даверт не сможет. Не причинит ему боль, не обидит, не ударит…
– Она хотела крови. Добровольно данной крови, – наконец разродился Луис. – И не надо больше об этом, ладно?
Алаис кивнула.
Не надо – так и не надо. Она бы тоже не хотела рассказывать о том, как в отчаянии резала себе вены. Разве что когда-нибудь потом, в старости, описать в дневнике, что она сделала, и к чему это привело…
– Вам надо переодеться. И… раны есть? Требующие перевязки?
Луис показал руку.
И…
– Твою… в три дуги… поперек… и коромыслом в…!!!
Ругался он замысловато, и было от чего.
Рана, которую он нанес себе о зуб акулы, зажила, словно и не было. И на ладони красовался схематический, но вполне узнаваемый шрам. Словно круг…
Как будто акула впилась в самую середину ладони, вырвала кусок мяса, и уплыла восвояси. Только это должна быть очень маленькая акула.
– Фунт мяса, пинта крови, – прошептала Алаис. Она и сама не помнила, откуда взялись эти слова, но – были. Ох, были.
– Что? – не понял Луис.
– Ничего. Это вы сами?
– Да.
Алаис поежилась, но промолчала. Страшновато это, честно говоря. Видимо, это были проверки.
На смелость, на сродство к морю, на кровь рода, на… на признание Луиса этим родом, в конце концов! Не просто ж так тебя назовут герцогом?
Алаис пришло в голову, что если бы на земле так проверяли аристократию… видали б мы революцию в том самом виде. Потому что тут требуется громадная сила духа.
Даже не чтобы справиться с акулой – чтобы не наложить в штаны от одного ее вида.
Впервые она взглянула на Луиса с искренним уважением и восхищением.
– Братик!
Лусия пришла в себя, и повисла на шее у тьера Даверта… тьера Лаис?… обильно поливая его слезами.
– Братик, я чуть с ума не сошла… я надеялась… я верила…
Я, я, я…
Алаис едва не фыркнула со злости. Конечно, она. Где уж нам о брате подумать, когда задеты тонкие чувства?
– Полагаю, что вы не захотите пройти этот же обряд, – подвела она итог.
Лусия ее даже не услышала. Зато услышал Далан, и едва не фыркнул, представляя себе тьерину один на один с акулой. М-да… картина вырисовывалась печальная.
Для начала, хищница намертво застрянет зубами в юбках. |