Дилан вскочил, сердце его тяжело стучало в груди.

— Как Реджина?

Антония посмотрела ему прямо в глаза. Напряженные губы раздвинулись в улыбке.

— Они переводят ее в акушерское отделение.

— Значит… — Дилан с трудом сглотнул, не смея надеяться.

— Врачи хотят оставить ее там еще на ночь. Для обследования. — Антония пригладила свои непокорные черные волосы. — Господи, мне нужно срочно закурить!

— С нами все определилось.

Антония перегнулась через металлические перила койки, чтобы прижаться губами ко лбу дочери. Реджина закрыла глаза: ее успокаивал знакомый аромат никотина, пробивавшийся сквозь запахи больницы, антисептика, пота и страха.

— Сегодня вечером Калеб заберет нас назад на лодке, — продолжала Антония. — Я позвоню завтра утром, после того как ты поговоришь с врачом.

Ник ерзал на кресле-качалке, нижняя губа его предательски дрожала.

— Я не хочу никуда ехать! Я хочу остаться с тобой.

Сердце Реджины обливалось кровью. Она устала. Очень устала и была готова разрыдаться. Голова ее была пустой, зато сердце переполнено. Она попыталась подобрать слова, которые успокоили бы его. Но прежде чем она успела сказать, что Ник может остаться с ней на ночь, заговорил Дилан, стоявший в ногах ее кровати.

— Твоей маме необходимо отдохнуть. — Голос его был твердым. На щеках пробивалась щетина. Лицо под золотистым загаром побледнело от усталости. — И тебе тоже. А сейчас поцелуй маму и давай убираться отсюда.

Реджина открыла было рот, чтобы сказать, что все в порядке. Ребенок явно травмирован. Его нужно приласкать. Ему нужна мама.

К ее удивлению, Ник тут же вскочил.

— Ладно. — Он наклонился к ней. — Спокойной ночи, мамочка!

И звонко чмокнул ее в щеку.

Реджина глубоко вдохнула, чтобы не разреветься.

— Спокойной ночи, малыш! Я позвоню тебе утром.

Реджина чувствовала на себе взгляд Дилана, который, сунув руки в карманы, ожидал, пока ее мать собирала сумку, журналы и Ника.

Они ушли.

Дилан продолжал стоять в ногах кровати, не сводя нахмуренного взгляда с ее лица.

— Ты добр к нему, — сказала Реджина.

Мускулистый и стройный, он был таким красивым и настолько же не соответствовал обстановке больничной палаты, как это кресло-качалка и веселенькие занавески. Но продуманные детали домашнего уюта в акушерском отделении не могли спрятать пикающих и мигающих приборов у ее кровати. Как и явное намерение Дилана все делать правильно не могло скрыть его неловкость.

Ее сердце дрогнуло от любви и раскаяния.

— Он будет по тебе скучать, — мягко сказала она.

Дилан пожал плечами.

— Мы увидимся с ним утром.

— Я имею в виду… когда ты уйдешь.

Он подошел к окну и посмотрел сквозь жалюзи на ночной залив. Казалось, он мучительно рвется туда. Плечи были напряжены, лицо скрывала тень.

— Я никуда не уйду. Я больше никогда не уйду от тебя.

Ее сердце бешено забилось. Лишь на какой-то миг — миг слабости — она позволила себе надеяться. Дала волю своему желанию.

Она перевела дыхание. Спокойно, Реджина! Дилан уже дал ей больше, чем любой другой мужчина е ее жизни. Он спас ее сына. Он пришел за ней, когда она была избита и истекала кровью. Он оказался рядом, когда ей отчаянно была необходима его поддержка.

Теперь она могла дать ему кое-что взамен. Кое-что, чего он действительно хотел. В чем нуждался.

Его свободу.

— Это не обязательно, — шепнула она.

Плечи его дрогнули. Он обернулся. Глаза его казались совсем черными.