Нет, право, богат русский язык! Особенно в устах начальственных дам с претензией на аристократизм.

Солдатики угрюмо понурились. Из собственного печального опыта они знали: это только прелюдия. Сейчас основное отделение концерта по заявкам последует.

Оно бы и последовало, но тут из приоткрытого окна столовой раздался начальственный рык самого Геннадия Феоктистовича:

– Вика! Р-разгони к чер-ртовой матери этих сволочей! За ворота уродов, пусть пешком до части добираются, хр-рена лысого им сегодня, а не «рафик»! У м-меня гость, а выр-родки эти тут, п-понимаешь, разорались! – Судя по голосу, господин генерал-майор пребывал в изрядном подпитии.

Солдатики грустно переглянулись: так это, оказывается, они разорались… Ох, далеко пешком до части пилить! И брюхо подвело, ведь с утра не жрамши… Один из них, видать, самый голодный, робко промямлил, обращаясь к Берсентьевой:

– Нам обещали, что вы тут покушать, значит, дадите. Обедом, значит, покормите…

Такое наглое требование окончательно расстроило бедную женщину. Можно даже сказать, взбеленило:

– Ишь, обед ему! Может, мне еще и переспать с тобой, жопа ты ушастая?! Я на вашу золотую роту сейчас ведро помоев выставлю. А потом лично прослежу, чтобы все до капли схавали. Поку-ушать им захотелось! На всех не напасешься! Заелись тут, зажрались, лодыри безрукие! Убирайтесь немедля, чтобы я вас не видела.

«Это точно, – подумал худенький солдатик-первогодок, опуская глаза, чтобы женщина не заметила полыхнувшей в них ненависти. – Заелись. Дерьма… Который день лопаем. А уж чтобы с тобой переспать, так по мне куда приятнее с дохлой гадюкой этим делом заниматься».

Нестройной толпой защитники отечества поплелись к воротам генеральской фазенды. Но голодными они на этот раз все же не остались, потому что, на их счастье, до ворот было далеко, а Виктория Владимировна сразу же зашла в особняк и не видела того, что последовало дальше.

Но, словно на смену ей, из боковой двери дачи выпорхнула девушка лет девятнадцати-двадцати, чем – то неуловимо напоминающая хозяйку дачи.

Вот только выражение лица у девушки было совсем другое, не в пример приятнее: доброе и виноватое. В обеих руках она держала по здоровущему по