Изменить размер шрифта - +

— Это кто как смотрит.

— А ты сам — не мусульманин?

— По отцу — да. Но я исповедую религию матери.

— По-моему, любая религия достойна уважения, если это религия родителей.

— Мудрые слова, — сказал Нис.

— Ты тоже дрался в Дикте?

— А кто дерется? Я ничего не знаю.

— На Ласити инглези еще воюют с итальянцами. Они пока держатся там, к востоку от Ласити.

— Первый раз слышу. Что же, это серьезные бои или только стычки?

— Нет, настоящие бои.

— Я считал, что все уже кончилось, — сказал Нис.

— Нет. Инглези хорошо дерутся. Они там еще держатся.

— Ничего не знаю про это, — повторил Нис.

— Да ведь сами жители Дикте тоже, говорят, дают отпор железноголовым.

— Понемногу, — осторожно ответил Нис.

— Дальше больше будет, — сказал цирюльник.

За разговором он обкромсал ножницами всю рыжую бороду Стоуна. Он обмакнул кисть в каменный кувшин с водой и потер ее о кусок простого оливкового мыла. Потом стал намыливать кирпично-красные щеки Стоуна. Делал он это не спеша, выписывая кистью крутые спирали, а под носом прошелся легкими, короткими мазками. Он мылил долго и тщательно, каждый раз макая кисть в каменный кувшин. Потом он надел очки и поточил бритву на ремне. Брить он начал не со щек, а с подбородка, как все греческие парикмахеры. Он три раза побрил Стоуна, затем подстриг ему волосы.

— Все, — сказал он Стоуну по-гречески.

Нис посмотрел на Стоуна, и Стоун встал.

Цирюльник взялся за Энгеса Берка и повторил ту же процедуру. Тщательно и не спеша и не глядя на то, что Берк не снял своей войлочной бурки, хотя и обливался потом. Снять ее Берк не мог, потому что на шее у него висел еще личный знак. Цирюльник не заводил разговора и только раз сказал Нису:

— Я и этого помню, он танцевал за женщину.

Нис кивнул с серьезным видом, но слова цирюльника вызвали в нем какое-то ироническое сочувствие к Берку.

Нис и Стоун дожидались, следя за тем, что происходит на улице. Один раз проехал мимо грузовик и затормозил неподалеку. Они с удивлением заметили, что машина греческой марки.

— Там, верно, сидит дух самого Метаксаса, — сказал по этому поводу цирюльник. — Бензина нигде нет. Железноголовые и метаксистов не очень-то балуют бензином.

Нис промолчал. Цирюльник кончил брить Берка, и его твердые, красноватые от загара щеки так и блестели.

— Они достаточно добра награбили, — сказал цирюльник, когда на стул уселся Нис.

— Да. — Нис рассеянно следил за тем, как из допотопной машины вылезали люди.

— В Смиросе железноголовые забрали все масло со склада. Я был там.

— А маслины?

— Тоже. Люди бы целый год кормились.

— И все смолчали?

— Нашлись пятеро, которые взяли да и разлили несколько бочек масла.

— И что же?

— Их расстреляли. В Дафнии железноголовые увезли весь урожай. Такой пшеницы одиннадцать лет не было. Знаешь, я тебе что скажу. Железноголовые все забирают, до последнего каика, до последней маслины. Но не везде это просто.

— Ну?

— Верно. В долине проще. Там народ никогда не умел за себя постоять. Но в Белых горах или в Дикте — другое дело. Да ведь ты из Дикте, сам знаешь.

— Да. Там им труднее приходится.

Цирюльник стал брить бороду, которая была как из проволоки. Он видел, как обнажились чистые, энергичные черты, видел стариковские морщины на молодом лице и умный, почти немигающий взгляд.

Быстрый переход