— Ничего, — сказал Сергей, — проходит…

Кроме летчика с женой, геолога из Тбилиси, жены Сергея, у костра сидели старик Сундарев, сосед хозяина, и его гость из города, художник Андрей Таркилов.

Солнце уже низко висело над морем, озаряя золотистым светом город, белеющий в сиреневой дымке и в зелени, порт, хорошо видный отсюда, и надо всем этим — горы, величаво-спокойные, с самыми дальними, розовеющими снегом вершинами. Диск солнца все ниже и ниже опускался над морем. Казалось, опускаясь все ниже, солнце теряет прочность своей оболочки и вот-вот выльется огромной золотистой каплей в море.

Черные силуэты лодок, возвращающихся после рыбалки в город, шли параллельно берегу. Сергей вздохнул, глядя на город своей юности. Ничтожный город, но столько ему отдано сердечных сил, что сколько ни уезжай от него, сколько ни живи в других городах, а от этого уже не оторвешься.

…Уха, кипевшая над огнем в большой кастрюле, делалась все пахучей и пахучей.

— Ой, слюнки текут, — сказала жена летчика.

Володя зачерпнул черпаком из кастрюли и, дуя в него, отпил несколько глотков.

— Готова, — сказал он и, сняв кастрюлю с огня, поставил ее рядом. -Женька, Валька! — крикнул он в сторону дома. — Тарелки, ложки, хлеб!

— Сейчас, — раздался со двора голос младшей девочки.

Жена летчика и жена Сергея пошли одеваться, они все еще были в купальниках. Сергей чуть отодвинулся от огня, который, чем ниже к горизонту опускалось солнце, делался все ярче и ярче, словно солнечный свет мешал ему проявить свою сущность.

Летчик расстелил большое махровое полотенце и, вытащив из корзины, стоявшей тут же, рядом с костром, три бутылки водки, сначала поставил их на полотенце, но потом, решив, что они стоят недостаточно устойчиво, мягко уложил их. Из этой же корзины он вынул несколько пучков редиски и зеленого лука и разбросал их вокруг бутылок, как бы смягчая оголенный смысл алкоголя.

Подошли девочки с хлебом, с тарелками и мисками. Пока хозяин разливал уху, подошли и женщины, уже одетые. Хозяин нашел черпаком в кастрюле скорпиона и, стряхнув его в тарелку Сергея, сказал:

— Кушай мясо врага.

Сергей взял в ложку разваренное тело скорпиона, поднес ложку ко рту и, несколько раз сильно подув в нее, отщипнул, вернее отсосал губами несколько ломтей разваренного мяса. Все с любопытством ждали, что он будет испытывать. Сергей ничего не испытал: мясо было невкусное.

— Ну как? — спросила жена летчика.

— Невкусно, — сказал Сергей.

Летчик открыл одну из бутылок и налил всем, кроме детей, по полстакана водки. Жена Сергея отказалась было пить, но в конце концов и ей он символически налил на самое донышко.

— Ну что, поехали? — сказал хозяин, подымая стакан с водкой.

— За вашу удачную рыбалку, — сказала жена летчика.

— Ну, не совсем удачную, — поправил хозяин, кивнув на Сергея. -Лучше выпьем за боевое крещение.

Все выпили за боевое крещение Сергея, и сам он, выпив за свое боевое крещение, почувствовал себя лучше. Ему стало просто хорошо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила жена.

— Очень хорошо, — сказал Сергей, хлебая душистую уху и кусая хлеб.

— Наверное, скорпион уже действует, — сказал хозяин, улыбнувшись. Считалось, что противоядием от яда морского скорпиона служит его собственное мясо. Разумеется, Сергей этому не верил.

— Скорее водка, — улыбнулся Андрей Таркилов одними глазами.

— Да, водка — великое лекарство, — сказал старик Сундарев, медленно, по-стариковски поднося ложку ко рту.